Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лариса вышла из ванной и осмотрелась. Дверь в спальню была закрыта, но не заперта. Лариса толкнула массивную дверь и прошла внутрь.
На кровати на голом матраце сидел Павел Андреевич Бураков. Лицо его было бледным, как мел, и заросло щетиной. Он посмотрел на Ларису безучастным взглядом исподлобья и произнес:
— Я знал, что вы придете.
— Если знали, то наверняка подготовились к моему приходу.
— А что я должен был готовить?
— Рассказ, желательно откровенный и подробный, обо всех событиях, которые вы от меня почему-то скрыли, — сказала Лариса.
Бураков, однако, не очень был настроен на откровенный разговор.
— А что я могу рассказать? — развел он руками. — Вы знаете, я же умер вчера…
— А передо мной тень, надо понимать? — слегка усмехнулась Лариса.
— Вы ничего не понимаете, — обреченно махнул рукой отставной полковник и вперил в Ларису ненавидящий взгляд.
Но его взгляд не произвел никакого впечатления на Котову. Она по-прежнему спокойно смотрела на Буракова, который и своим поведением, и своими фразами производил впечатление человека, сошедшего сума.
— Что здесь произошло? Почему в ванной кровь?
Бураков окинул Ларису хмурым взглядом и… выдал:
— Я порезался, когда брился.
«Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно», — невольно подумалось Ларисе.
Она озабоченно покачала головой и сказала:
— Вы не брились по меньшей мере двое суток.
Бураков рассеянно пощупал свой заросший щетиной подбородок. Он словно пытался восстановить нарушенную связь с миром, произнося первые пришедшие в голову фразы:
— Я вчера порезался. Это старая кровь.
— Павел Андреевич, ваша ванная напоминает скотобойню, — припомнив жуткую картину, заметила Лариса, и ее передернуло.
— Это плод вашего больного воображения, — процедил Бураков.
— А по-моему, больны вы, — тихо отметила Лариса. — Я вас не узнаю, Павел Андреевич! И еще раз спрашиваю — что здесь случилось?
— Я провел ночь в одиночестве, — ответил Бураков, и глаза его подернулись влагой.
— И что вы делали?
— Ничего особенного, просто ждал. Надеялся, что утро придаст мне силы действовать. Но свет хуже, чем потемки. — Бураков слегка посопел носом. — Сам не знаю, зачем я говорю вам все это. Вы все меня ненавидите и подставляете. Каждый из вас хочет толкнуть меня к гибели. Но я так легко вам не дамся.
— И чем же я вас подставляю? — пожала плечами Лариса.
— Тем, что хотите лишить меня всего. Лариса нахмурила брови. «Кажется, у полковника поехала крыша, но случилось это не так давно, — подумала она. — Когда виделись в последний раз, он был вполне нормальным человеком. Что же послужило причиной того, что он впал в такое состояние? Скорее всего, преступления, совершенные им, дали трещину в его сознании».
— Вы готовы признаться в совершенном? — спросила она Буракова, понимая, что вступать с ним в отвлеченную полемику, парировать только что высказанные абсурдные обвинения — дело неблагодарное. Нужна голая конкретика.
— Признаться? — переспросил полковник с издевкой в голосе. — А мне не в чем признаваться.
— Как же не в чем! А в убийствах Даши и Рауфа Амирбекова?
— Я их не убивал, — упрямо повторил Бураков.
Лариса вздохнула и сказала:
— Хорошо, давайте зайдем с другой стороны. Когда вы впервые вступили в половую связь с Дашей?
Полковник отвел взгляд. Его глаза были почти не видны из-за отекших век.
— Вот вы о чем… Значит, вы все знаете, — скорее констатировал факт, чем спросил Бураков.
Он откинулся на кровати так, что его голова оказалась на шелковой подушке, и глухо произнес:
— Клянусь, я не прикасался к Даше и даже не намекал на свои чувства к ней, пока она не повзрослела. Это не было насилием. Ей было двадцать лет, когда все произошло. Я полюбил ее с первого взгляда и обожал на расстоянии. Даша была такой хорошенькой… Но мне трудно было решиться. Просто однажды в один из ее приездов мы все вместе: я, Ира и Даша смотрели по видику фильм «Искушение». А там сюжет в том, что паренек влюбляется в мать своей подруги. Мы это потом обсуждали, и Даша сказала, что и сама могла бы полюбить человека, годящегося ей в отцы, а сверстники, мол, ее не интересуют и кажутся глупыми. Я тогда задумался, но долго не решался на первый шаг. В конце концов, я для нее был только дядей Павликом, мужем тети Иры. Но все-таки это случилось… Мы встретились в ее очередной приезд летом. Помню, был август, и мы решили его провести здесь, на даче. Даша к тому времени уже была не неуклюжая школьница, а вполне зрелая девушка. Я пригласил ее на охоту, просто так, посмотреть окрестности, почувствовать, так сказать, себя детьми природы. Я был так рад нашей встрече… И она тоже.
— На охоте вы и поймали Дашу в свои сети?
— Не нужно смеяться надо мной, — серьезно, с укором посмотрел на Ларису Бураков. — Мы любили друг друга. Она приехала ко мне потом, и Ира ничего не знала об этом. Я снял ей квартиру, купил одежду, которую она сама выбирала в магазинах, золотые серьги и цепочку. Она была счастлива. Она сама приехала ко мне!
«Что ж, предприимчивая девочка, — подумала Лариса. — Посмотрела, оценила ситуацию и ловко воспользовалась страстью старого ловеласа. Для такой девчонки, как Даша, с нулевыми стартовыми возможностями, целый полковник, хоть и отставной, — действительно шанс устроиться в жизни. До чего же бывают глупы эти с виду вроде бы серьезные мужчины!»
Лариса не удержалась и спросила:
— Почему вы были так уверены в любви Даши к вам?
— Она не могла врать, — ничтоже сумняшеся заявил Бураков. — Я жил с ней в радости и тосковал, когда не видел ее хотя бы несколько дней. Но потом… — он сделал паузу, — все изменилось. Она ополчилась против меня, и моя жизнь превратилась в кошмар.
— Почему она изменила к вам отношение?
— Она хотела выйти за меня замуж официально. Но я не мог на это пойти.
— А она еще и забеременела… Я права?
— Да, — как-то стыдливо признал полковник. — Она ополчилась на меня раз и навсегда. Такая вот… она оказалась. Она держала меня в своих руках. Что только она мне не говорила! Грозилась все рассказать Ирине и моей дочери, опозорить решила. А я ее, мерзавку, любил! Шубу ей песцовую на день рождения подарил, в Москву возил… В голосе старого дурака зазвенела обида.
— Выходит, не оценила девушка вашу большую любовь, ваше настоящее чувство, — со вздохом констатировала Лариса.
Бураков заворочался, как в беспокойном сне. Кровать заскрипела под ним.
— Итак, она вас шантажировала?
— Я бы так не сказал, — не согласился Бураков. — Я давал ей деньги, и немалые. Но потом она вдруг перестала принимать меня, хотя деньги по-прежнему просила и устраивала скандалы. Она начала требовать от меня, чтобы я либо женился на ней, либо выдал ее замуж. А за кого я мог ее выдать? Сами подумайте! А она грозилась пойти в газету и на телевидение, чтобы меня, дескать, там пропесочили…