– В том-то и беда, что не знаю. Да мне всё равно кто он, мне бы понять, чего он хочет. Ты, Тань, всё-таки не ходи по улице, когда темно. Мало ли. Слушай, а как ты собралась в такой вонище-то спать, – Даша решила отвлечь Таню от неприятного разговора, – окна же сейчас открывать нельзя, обои ещё не высохли.

– А на улице, под навесом. Я же там сразу порядок навела. Там топчан стоял нормальный. Я его почистила, так что с ночёвкой вообще нет проблем.

– И как ты все успеваешь? – не скрывая восхищения, спросила Даша, – как у тебя всё так ловко получается? Я вроде тоже не уродина безрукая, но у меня всё наперекосяк. И тут не сделано, и там не доделано, а у тебя прям всё по полочкам.

– Не знаю, – Таня пожала плечами, – просто получается и всё. Мне, когда я в детдоме жила, по ночам снилась наша деревня. Ты не поверишь, я там во сне картошку окучивала, дрова рубила, как будто это для меня было самое важное, и я боялась это забыть. И так мне было хорошо и спокойно в этих снах, а утром открывала глаза и понимала, что я опять в аду.

– Тяжело было в детдоме?

– Очень. Я же была домашней девочкой, меня все любили. Ты не думай, у меня мать хоть и пила, но обо мне никогда не забывала.

– Ладно, замяли, не нужно о грустном. У меня тут идея возникла, но нужно подождать бабушку. Ты пока ничего себе на кухню не покупай, месяц потерпишь без крутого оборудования?

У Даши возникла идея, немного освободить сарай, но без бабушкиного разрешения что-либо в нём трогать она не решалась. А Таня, если была такая необходимость, могла пока поработать и на кухне в бабушкином доме, нужно было только договориться с Додо.

После обеда Даша, наконец, вернулась домой. Солнце нещадно палило, поэтому девушка решила в первую очередь убраться в доме, а потом, когда жар начнёт спадать, пойдёт полоть грядки, а завтра уже обязательно докрасить ставни дома.

Вечером она с удовольствием сидела в кресле и смотрела телевизор, когда рядом с ней возник Додо.

– Привет, – обрадовалась ему Даша, – докладываю, у деда Матвея точно корма нет, значит, он просто для красного словца ляпнул, что не отдаст. Все дорожки ведут к бабе Нине, – доложила девушка.

– А Мирошка отрицал, что корм у них. Значит врёт. А я ему поверил, – тяжело вздохнул домовой, но потом нахмурил брови и скомандовал, – ладно. Сиди дома и жди меня. Я скоро.

– Да я… – начала было говорить девушка, но хозяин исчез на её глазах, и ей ничего не оставалось, как сказать, – ну, ладно, посижу дома, тем более, что и идти-то я никуда не собиралась.

Даша долго ждала Додо, и, не дождавшись, задремала в кресле. Ей приснилась черная курица, которая говорила человеческим голосом:

– Даша, вставай. Я в соседнем огороде яйца оставила, их непременно нужно собрать.

Девушка открыла глаза и ещё не понимая, где она находится, спросила:

– Чего?

– Чего, чего? – ворчливо отозвался домовой, выползая из-под кресла, – чего дурниной орёшь? Яйца, говорю, собирать нужно в соседнем дворе, когда кур загоняешь. Ишь, полдюжины там оставила, так и без штанов можно остаться.

До девушки, наконец, начали доходить слова хозяина, и она переспросила для точности:

– Не поняла, они что, в соседнем дворе яйца снесли что ли?

– А я о чём, – сердито рявкнул домовой, – когда кур загоняешь, глаза-то разувай. Хорошо, что ещё не потоптала. Убери в ледник, бестолочь.

На кухонном столе лежало шесть яиц. Даша взяла их в руки и растерялась, она не поняла, куда приказал убрать их домовой.

– Да что ж такое, – возмутился Додо, – дитя малое, да неразумное, яйца в ледник убери, – он показал рукой на холодильник, – чего замерла-то?

– Додо, миленький, не ругайся. Я очень устала за день, задремала, а ты меня разбудил. Ну не могу я так быстро соображать, я спать хочу, – она аккуратно положила яйца в холодильник, и, повернувшись к хозяину, добавила, – ты не расстраивайся, пожалуйста, найдем мы этот распроклятый корм. Обязательно найдём.

– Да ладно, – отмахнулся он, – нашел я его уже. У Нинки он, в кладовой. Мирошка никак не хотел сознаваться, пришлось его отбуцкать маленько, к совести призвать. Ну, и советом домовых немного попугать…

– Ну, вот видишь, какой ты молодец, уже полдела сделано, завтра пойду к бабе Нине и потребую корм.

– Ага, потребует она, – проворчал Додо, – а тебе там прям все кинулись отдавать. Сиди уже. Сам всё сделаю. Когда Нинка уснёт, мы с Мирошкой оба мешка домой вернём. Операция по возвращению птичьего корма получает кодовое название «Курочка Ряба», – торжественно заявил домовой.

– Не деревня, а Генеральный штаб Министерства обороны, – в ответ тихо пробурчала Даша.

– Чего? – спросил домовой.

– Ничего, – ответила Даша, – опять черный, говорю, приходил.

– Когда? – домовой от удивления выпучил глаза.

– Таня говорит, вчера у калитки нашей видела. Постоял немного и ушёл. А нас-то рядом не было. Выходит, что не в нас дело, хоть вместе взятых, хоть в каждом по отдельности.

– А в чем тогда?

– Не знаю, знаю только одно, вчера старики так целый день ругались, что мы даже беспокоиться начали, не нужно ли скорую им вызывать. А ещё дед Матвей вчера вечером обвинил Таню в воровстве и выгнал из дому, причем, не отдав чемодан. Я сегодня полдня только и делала, что справедливость восстанавливала. Да и ты, вон, раз за разом новостям удивляешься. Странно всё это. Раньше мне казалось, что домовые вездесущие и знают всё на свете.

– Это к чему ты клонишь? – домовой насупил брови.

– Да ни к чему. Просто живем мы как в вакууме, грыземся между собой. Хотя, нет, не так. Вы живёте в вакууме, грызётесь между собой, люди с людьми, домовые с домовыми, и чужим к вам тяжело пробиться. Вокруг создались такие условия, что к вам не попасть, а если кто-то и умудряется прорваться, то что-то внутри пытается выдавить этого кого-то, как инородное тело. Вот, я например. Меня сразу попытались уволочь подальше от деревни. Таню тоже теперь на прочность испытывают, как будто пытаются сказать, чтобы она уезжала отсюда, что ей здесь не место. А что будет, когда Анька приедет, я и думать боюсь, у неё же ребёнок маленький. Мне кажется, что бабушка появление черного неправильно поняла, не провокации это, а именно испытания. И, вот ты вспомни, для тебя же и сто