перед собой темные пальцы, от которых шел знакомый металлический запах.

Кровь. Она пропитала берег, собираясь из заводи, вырываясь из-под причала. Реки крови окружили меня со всех сторон.

Я попыталась бежать. Ноги не слушались.

Ракушки, галька и песок хрустели под чьими-то шагами. Я застыла. Тишина сгустилась до того, что я могла погрузить в нее пальцы. Кожу пронзил чей-то взгляд. Едва найдя в себе силы неуклюже переставлять ноги, я бросилась в сторону деревьев, но не смогла уйти далеко. Рука схватила мое предплечье и дернула назад.

Кажется, я закричала – горло засаднило, – но набат крови в голове заглушил все звуки.

В глубине черного капюшона, нависшего надо мной, светились красные глаза. Где-то зарождалось рычание. Длинные черные ногти – скорее когти, как у зверя, – стащили со рта маску, обнажая белизну клыков. Волкомаха – проклятый, помесь человека и животного.

Кровавый Рэйф поднял один из своих боевых топоров. Во взгляде его не было ничего, кроме жажды крови и убийства.

Но когда я взглянула на него снова, тьма рассеялась, и из-под капюшона презрительно оскалилось мое собственное лицо. Кровь на моих руках. Безумие в моих глазах. Чудовище.

Я не успела закричать. Топор в руках моего злобного двойника опустился.

Я рывком подскочила в постели. Плечи тяжело вздымались от рваных вздохов. Воздуха не хватало. Волосы прилипли к лицу и шее от пота, все тело горело, словно по нему плясали крошечные языки пламени. Как реален был этот кошмар – я чувствовала дыхание Рэйфа на своей коже, видела холодную ярость в его красных глазах. А после все изменилось, и эта ярость стала исходить от меня.

Я потерла руки, словно пытаясь соскрести с себя это чувство.

На щеках застыли слезы, горло жгло. Небеса и преисподние, я надеялась, что не кричала. Иногда во время кошмаров я будила всех домашних, а они задавали слишком много вопросов.

Из приоткрытого окна потянуло холодом, и я поспешила закрыть задвижку. По небу рассыпались звезды. Вот он – настоящий мир, а не пустошь из моего сна. На самом деле не было никаких рек крови на песке – я даже не выбралась из леса, и когда Рэйф занес свой клинок, сквозь деревья я видела огни фонарей на берегу и слышала смех, доносившийся с причала.

Не уверена, что он вообще видел меня. Скорее, махнул топором по привычке, а моим пальцам просто не повезло оказаться у него на пути.

Но с первой каплей крови он остановился. Я прикрыла глаза, вспоминая, как Рэйф водил носом по воздуху. Только тогда он понял, что не один. Я стояла, не в силах пошевелиться, пока он рыскал по лесу как зверь из теней и крови.

По телу прошла вторая волна дрожи, и я покачала головой. Не было смысла гадать, что могло случиться, не утяни гильдия Теней своего предводителя обратно в ночь. Я выжила.

Я стянула со спинки стула льняной халат и закуталась в него, вглядываясь в тени, притаившиеся в каждом углу, в каждую трещину и щелочку. Может, это было по-детски, но я не хотела оставаться в спальне. По крайней мере пока сердце не выровняет свой бег. Уснуть бы все равно не вышло.

Затянув пояс халата, я вышла в небольшую гостиную. Никакой особой роскоши в ней не было: несколько стульев с мягкой обивкой, покрытый мехами пуфик да книжный шкаф у очага. Свеча на окне озаряла комнату мерным золотистым светом. Я улыбнулась уголком губ.

Легион спал, свесив голову на грудь и устроив кинжал на коленях.

В свете подрагивающего пламени его кожа отливала бронзой, а влажные волосы, упавшие на лоб, – темным золотом. На какой-то длинный миг я позволила себе просто разглядывать его. В свободной рубашке, темных штанах и крепких кожаных сапогах он больше походил на стражника из Воронова Пика, чем на купца.

И этот образ ему шел.

Но почему он был здесь? Меня так растрогало умиротворение на его лице, что я даже не задумалась, почему он спал сидя, вместо того чтобы наслаждаться мягкостью своей кровати.

Я пересекла комнату и стянула стеганое покрывало со спинки длинного кресла. Возможно, я просчиталась с тем, насколько уверена была в своей проделке, потому что, когда я укрыла Легиона, он зашевелился. Резко вскочив с кресла, он потянулся ко мне. Кинжал звякнул об пол.

– Элиза, – прохрипел он. – Ты что… Почему не спишь?

Его пальцы обвились вокруг моей ладони. Жар кожи согнал остатки моего оцепенения. Я обхватила его руку в ответ, цепляясь своими пальцами за его.

– Может быть, пришла спросить, почему ты в моих покоях, а не у себя.

Легион прочистил горло. Казалось, он то ли не заметил, что я взяла его за руку, то ли просто не возражал.

– Я… меня беспокоило, как ты будешь тут одна.

Сердце сделало кульбит.

– Это выходит за рамки вашего долга, герр.

– Мной движет не долг, Квинна. – Он посмотрел на наши сцепленные руки, и тепло перенеслось от ладони к щекам, когда я поняла, что он не собирается меня отпускать.

– После налета на их лагерь подпольщики захватили поместье возле Мелланстрада. Богатый дом. Они решаются на все более смелые вылазки, а я не хочу снова рисковать тобой.

– Никто не сказал мне… А ты рассказал бы, если бы я сейчас тебя не обнаружила?

Я не удивилась бы отрицательному ответу. В поместье Лисандер было принято ограждать женщин от новостей. Я понятия не имела, чем занимался мой отец в дни, когда здоровье позволяло ему покинуть покои. А моя мать, несмотря на то что была выше его статусом, знала еще меньше меня. Возможно, ее устраивало именно такое положение дел.

– Я не боюсь говорить с тобой на тяжелые темы, Элиза, – сказал Легион. – Но пока не видел необходимости. – Он отпустил мою ладонь и скрестил руки на груди. – Так почему ты не спишь?

Я потеребила пояс халата и села на укрытое мехами кресло.

– Мне приснился кошмар, и я очень по-взрослому испугалась сидеть одна в темной комнате. Вышла немного успокоиться.

Легион внимательно посмотрел на меня и опустился рядом. Наши плечи соприкоснулись.

– Я немного знаком с демонами Мариш. Мне рассказывали, будто они перестанут преследовать тебя, если пригласить их на утреннюю трапезу.

– Меня не проклинали демоны фейри, – с улыбкой покачала я головой. – Это было воспоминание.

– Воспоминание? – Легион теснее прижался ко мне. – Тот подпольщик?

– Нет.

Голос сел и охрип. Я никогда не рассказывала о Кровавом Рэйфе никому, кроме моей семьи, но сейчас кусала себе язык, чтобы не выложить