— Где вы так вымокли? — спросил Гест, когда мокрые волосы Халльберы мазнули его по лицу, потому что дрожащие девочки юркнули к нему под одеяло. Ему хотелось спросить про челн, но Ари, предвосхищая расспросы, деловито сообщил:

— Челн штормом вынесло на берег, там он и лежит. Но повреждений нет, и вещи мы почти все разыскали, только несколько весел пропало.

— Где вы нашли Халльберу? — спросил Гест.

— Да уж нашли, несколько дней назад. Она пряталась.

— А мокрые-то вы почему?

— Добро спасали.

Гест неотрывно смотрел на пращу, которая все покачивалась туда-сюда, хлопая по стройной ляжке, и вдруг ощутил то, о чем без малого год не вспоминал, — голод.

Он сел в постели, попросил Ари принести ему поесть. Не спеша принялся за еду и, еще не насытившись, сделал передышку. Потом продолжил трапезу.

— Стейнунн говорит, Халльберу нашел Бог, — сказал Ари, провожая взглядом очередной кусок, который Гест отправил в рот. — Еще она говорит, что Бог снова напустил на тебя болезнь, чтобы шторм не застиг нас в море, и еще: если, мол, ты опять очнешься, то мы спасены.

Гест велел мальчику переодеться в сухое и пойти с ним на берег. Лес подернулся сероватой желтизной, в горах искрились первые осенние краски, ветер задувал с северо-запада, Гест почувствовал, что начинает зябнуть.

— Зато я очнулся! — воскликнул он.

Челн, словно колыбель, лежал меж верхними катками, парус и несколько вымокших овчин сохнут на вешалах, остальное добро аккуратно сложено в сарае.

Гест уселся на солнышке, объяснил Ари, как снять рулевое весло и мачту, велел убрать гребные банки, донный настил и вообще все, что можно, — лишь бы облегчить челн. Потом послал его на холм к давешнему настилу, за березовой жердиной. Вдвоем они подвели под днище рычаг и развернули челн кормой к береговой линии — прямо на катках. Гест подпер борта чурбаками и снова сел. Точно древний старик, он сидел на пороге сарая, глядя, как Ари ставит такелаж и рулевое весло. Мальчик не нуждался в указаниях, но Гест все равно командовал, мол, этакий герой, как Ари, должен работать проворней, зима-то не за горами. Потом засмеялся:

— Я голоден. И хочу искупаться. И вспомнил все, что случилось за годы, минувшие после убийства моего отца.

Он рассказал про то, как снова обрел в Бё дар речи, и пропел несколько стихов; Ари между тем, нерешительно поглядывая на него, носил вещи в челн. В конце концов мальчик тоже рассмеялся, но Геста опять одолела слабость, и Ари пришлось под руки вести его к дому.

— Я голоден, — опять сказал Гест.

Они поели и легли спать. А наутро, когда проснулись, их встретил теплый, мягкий день, с легким юго-восточным бризом.

— Надо захватить с собой дров, — сказал Гест.

В тот же вечер они вышли в море. На веслах Ари провел челн вокруг мыса, где скелетом диковинной птицы торчали остатки настила, и взял курс на север. Никто из детей назад не оглядывался. А Гест оглянулся, он будто вновь покидал Йорву, только огонек в снегу уже не означал, что он оставляет кого-то, огонек означал, что он в пути вместе со всеми. Сидя за рулевым веслом, он объяснял Ари, как надо управлять фалами, парусом и шкотами. Ари сказал, что давным-давно все это знает, вдобавок Гест ему никакой не ярл.

Когда Гесту требовался отдых, рулевое весло забирал Ари, а Стейнунн управлялась с парусом. Гест и ей в ярлы не годился. Халльбера всю дорогу мучилась от морской болезни и лежала подле него на одеяле, а если он держал рулевое весло, клала голову ему на колени.

Плыли они день, ночь и еще день. Ночами было уже темно и холодно. Потом ветер стих. Они легли в дрейф, и течение вынесло их к широкому фьорду, в устье которого со стороны моря рассыпались низкие острова. Надо сесть на весла и грести, решил Гест, всем, в том числе Халльбере. Причалив в бухточке одного из островов, они сошли на берег, отыскали бочажок с дождевой водой, развели костер и устроились на ночлег. По расчетам Геста, фьорд был тот самый, о котором толковал Эйстейн. Утром пал туман, но над белыми его клубами высились могучие кряжи гор, со свежим снегом на вершинах, Эйстейн говорил, их ни с чем не спутаешь.

А вскоре с запада налетел ветер.

Ровный крепкий ветер мчал их по фьорду, и вот на широком плоском мысу завиднелась усадьба, которая по мере приближения все вырастала в размерах: каменная пирамида-тур на островке перед мысом, на самом мысу восемь больших домов и множество мелких построек, на пастбищах лошади и коровы, два корабля у широких каменных пирсов и множество лодок, зачаленных в устье реки, что разрезала зеленые выгоны на две почти одинаковые луговины. Меж усадьбой и горами поднимался лес, а на вершинах гор повсюду белели снега.

Они пришвартовали челн к одному из пирсов. Однако навстречу никто не вышел. Если не считать скотины, усадьба казалась вымершей. Гест решил послать девочек к домам. Стейнунн накрыла ладошкой золотую брошь, взяла сестренку за руку, и скоро обе исчезли за лодочными сараями. Ари вопросительно посмотрел на Геста. Тот пожал плечами.

Немногим позже к причалу спустились пятеро мужчин, все при оружии, один из них назвался Хедином, управителем усадьбы Сандей. Гест оставил оружие в челне, захватил с собой только нож, а еще взял кошелек и попросил Ари не забыть арабскую монету.

Усадьба была опоясана двумя каменными оградами. Одна сбегала к лодочным сараям и кольцом охватывала все возделанные участки, вторая окружала три самых больших дома, а между ними, на свежевыкошенном лугу, паслось стадо коров и несколько лошадей. Гест заметил, что в реке копошатся какие-то люди, и спросил, что они там делают.

Ответа он не получил.

Хедин провел их в самый большой дом, в длинное помещение со светлыми ткаными коврами по боковым стенам, только на этих коврах были не картины, а ломаные узоры, спиралями сходившиеся к центру, к косой звезде, все одинаковые, но разного цвета. Вокруг очага кольцом уложены белые, до блеска начищенные каменные плиты, лавки и столы из светлого дерева, у одной из торцевых стен — два больших ткацких постава. Хедин попросил их подождать.

— Где же Стейнунн и Халльбера? — спросил Ари, опасливо озираясь по сторонам.

— Не знаю, — отозвался Гест.

На другой короткой стене по углам висели две алебарды — подобное оружие он видел только в усадьбе ярла, — большой, окованный серебром круглый щит с изображением червленого льва, несколько топоров, шлемы, а посредине — кольчуга, будто человеческий торс.

У этой стены располагалось почетное место и несколько низких табуретов, Гест подошел поближе, хотел рассмотреть резьбу на боковинах почетного сиденья и лежавшую на нем вышитую подушку винно-красного шелка; на полке, что тянулась вдоль всей стены, выстроились в ряд чаши из мыльного камня и всевозможные серебряные кубки, три стакана цветного стекла и книжный переплет из благородного металла, но книг не было.