— Может быть, остановить машину? — спросил майор не вполне искренне.

Время уже близилось к трем, и ему не хотелось разочаровывать Роджера своим опозданием. Увидев, что дорога свободна, он нажал на газ и погнал автомобиль по склону.

— Нет-нет, я просто посижу с закрытыми глазами, — слабо прошептала Грейс. — Все в порядке.

— У меня есть с собой ароматизированные салфетки, — сказала миссис Али.

Она порылась в сумке и протянула Грейс украшенную камнями косметичку. Автомобиль наполнился слабым запахом цветов и спирта.

— Замечательно, — сказала Грейс. — Через минутку я уже буду как огурчик. Скорее бы показать вам ту пряжу из альпаки, миссис Али. Это будет кульминацией нашего дня.

— Меня посвятят в радости вязания, — сказала, улыбаясь, миссис Али майору.

— Мои соболезнования, — ответил он.

На протяжении долгого спуска в Литл-Падлтон майор старался не снижать скорость и не обращать внимания на сдавленные стоны с заднего сиденья. Он был уверен, что Грейс почувствует себя лучше, как только он высадит их обеих у магазина. Ее взбодрит один вид разноцветных клубков.

Как и помнилось майору, вся растительность в деревне была педантично подстрижена. Свежепокрашенные в белый цвет столбики с цепочками со всех сторон ограждали аккуратные газоны. Бронзовые знаки призывали пешеходов не ходить по траве, за исключением дней концертов. Гравийные дорожки извивались подобно таинственным диаграммам Венна[14]. На берегу овального пруда возвышалась беседка, в пруду плавали три лебедя — судя по всему, крашеных. Их всегда было три, и майор вечно гадал, кто из них был лишним и почему он не оставит в покое остальных двух. Дома дружелюбно жались друг к другу. Армии фигурно стриженых деревьев в керамических горшках охраняли входные двери нежных пастельных цветов. Вьющиеся растения живописно оплетали сверкающие окна.

Магазины располагались на узкой улочке, уходящей прочь от садов. Майор остановился перед дверью «Имбирного уголка». В окна виднелось изобилие наволочек, молящих о вышивке, кукольных домиков, тоскующих без мебели, и корзин, забитых мотками пряжи всех цветов радуги.

— Мы на месте, — объявил майор, как он надеялся, бодро и радостно. — Давайте договоримся, что я вернусь за вами через час.

В ответ с заднего сиденья раздался стон. В зеркале заднего вида он увидел отражение серого лица, на котором розовая помада выделялась ярким пятном.

— Или раньше, — добавил он. — Мой сын хочет, чтобы мы вместе взглянули на один дом. Кажется, он решил, что я произведу хорошее впечатление на хозяйку.

— Грейс, мне кажется, что на свежем воздухе вам станет легче, — сказала миссис Али сочувственно, повернувшись к заднему сиденью. — Я помогу вам выйти.

— Нет-нет, — прошептала Грейс. — Я не могу выйти здесь, на глазах у всех.

Майору казалось, что улица практически пуста. Внутри «Имбирного уголка» бродила пара женщин.

— Что нам делать? — спросил он у миссис Али. Часы на церкви показывали три, и он начал паниковать. — Меня уже ждут.

— Давайте поедем туда вместе, — сказала миссис Али. — Вы войдете, а мы с Грейс пройдемся по лужайке. Грейс, вы не против?

С заднего сиденья донесся очередной неразборчивый стон.

— Разве здесь вам не лучше? — в ужасе спросил майор. — У пруда есть чудные скамеечки.

— Она замерзнет, — сказала миссис Али. — Нам лучше не отходить далеко от машины.

Она сурово на него взглянула.

— Если вы не боитесь, что наше присутствие испортит впечатление.

— Вовсе нет, — ответил майор, представляя, как Роджер поднимет брови. Он понадеялся, что ему удастся припарковаться подальше от дома и дойти до него пешком.

Дом стоял в конце узкого переулка, упиравшегося в ворота, за которыми простиралось поле. Майор оказался на месте прежде, чем успел остановиться. «Ягуар» Сэнди был припаркован у края поля, а рядом с калиткой оставалось место еще для одной машины. У майора не было выбора. За изгородью он видел темную голову сына, а рядом — белокурые волосы Сэнди. Коричневая шляпа сигнализировала о присутствии третьего человека — видимо, это была вдова Огершпир. Его сын кивал, глядя на крышу дома, словно разбирался в гнилых крышах.

— Мы на месте, — сказал майор. — Я ненадолго. Машину запирать не буду.

— Да-да, идите, — сказала миссис Али. — Грейс после прогулки станет лучше.

Пока майор выбирался из автомобиля, Грейс снова застонала. Он торопливо зашагал к дому, надеясь, что ее стоны не будут разноситься слишком далеко.

Миссис Огершпир была родом из Борнмута. У нее было длинное хмурое лицо и тонкие, постоянно поджатые губы. Одета она была в костюм из черной шерсти, пучок черных перьев на шляпе свешивался на ее сморщенный лоб.

— Мой отец был полковником, — сказала она после того, как их представили друг другу. В каких войсках он служил, она не уточнила. — Но состояние он сколотил на шляпах. После войны европейские шляпы пользовались большим спросом. Когда отец умер, дело перешло к моему мужу.

— Так сказать, с военных сборов к головным уборам, — сказал майор.

Роджер уставился на него, словно услышал что-то оскорбительное, после чего с широкой улыбкой взглянул на дохлую ворону, нависающую надо лбом миссис Огершпир.

— Сейчас уже шляпки не те, что раньше, — сказал он.

Его улыбка замерла, словно Роджер позировал для фотографии. Майору показалось, что его зубы стали крупнее и белее, но, возможно, причиной тому были неестественно растянутые губы.

— Вы правы, молодой человек, — согласилась вдова. — Когда я выходила замуж, у меня была шляпка из лебединых перьев. Но сейчас лебединых крыльев не достать. Ужасно жаль.

Майору представились бескрылые лебеди, плавающие в пруду Литл-Падлтона.

— Это настоящая винтажная шляпа? — спросила Сэнди. — Мне надо послать ее фотографию подруге, она редактор в журнале «Вог».

— Да-да, разумеется, — сказала вдова, кокетливо наклоняя голову, пока Сэнди фотографировала ее на свой крохотный телефон. — Мой отец сделал ее к похоронам матушки. Она была такой красавицей. А потом он отдал шляпку мне, на память о маме. В прошлом месяце я надела ее на похороны тети.

Она вытащила крохотный кружевной платок и высморкалась.

— Мои соболезнования, — сказал Роджер.

— Она не умела носить шляпы, — продолжала вдова. — Она не была леди, в отличие от моей матушки. Моя мать никогда не пользовалась телефоном. И если продавцы подходили к передней двери, а не ко входу для слуг, она прогоняла их метлой.

— А разве шляпное дело — это не торговля? — спросила Сэнди. — Своего мужа она тоже отправляла ко входу для слуг?