— Я спать…

— Олеся, и не вздумай продолжать общение с этим оболтусом, — жестко цедит дедушка.

И слова из меня опять летят раньше, чем появляются в мыслях:

— А если я хочу с ним общаться? — с чувством выпаливаю я.

Дрожащей рукой дедушка хватается за сердце и медленно опускается в свое кресло. А я, глубоко вздохнув, закатываю глаза. Все ясно.

И я, как всегда, плетусь на кухню за волшебными капельками. И кабинет, заставленный книгами, журналами с висящим на стене ковром, как всегда, заполняется едким запахом. И я уже даже не переживаю. Этим меня не удивишь. Это я первое время в панике звонила в скорую, а потом поняла суть такого представления. И все бы ничего, но у дедушки действительно есть проблемы с сердцем.

А проверять, когда ему надо давать Оскар, а когда действительно корвалол, не хочется. Поэтому дед всегда получает только корвалол и мое молчание.

Выпив свою дозу пахучего лекарства, дедушка прикрывает глаза, подпирая затылком высокую спинку старого кожаного кресла.

— Леся, не заставляй меня нервничать, — уже спокойно произносит он.

Я забираю из его рук стакан, ставлю его на стол, заваленный бумагами, и стараюсь изо всех сил не выдавать тоску и разочарование в голосе:

— Не буду, дедуль. Ложись лучше отдыхать.

— Сейчас-сейчас, внученька, — покорно кивает он. — Пять минут посижу и пойду.

Успокаивающе погладив дедушку по плечу, я оставляю его одного в кабинете. Концерт окончен. Никто больше не пререкается и все свободны.

Оказавшись у себя в комнате, плотно закрываю за собой дверь и просто валюсь с ног на кровать, наплевав даже на то, что на мне все еще сырая пижама.

В голове, как рой ос, жужжат мысли. Не могу выловить из них хоть одну, чтобы сосредоточиться.

Растерянно смотрю в темноте одну точку где-то на потолке.

Перед глазами как разломанный пазл мелькают события прошедшего дня.

Первый поцелуй с Максом, первый в жизни прогул пар, потоп, потом поцелуй с Максом еще раз… Его руки… губы… его такие головокружительные объятия и этот жар, мурашками ползущий по ногам к низу живота…

И всю остроту этих чувств рушит дедушкин голос, возникший в моей голове: «Леся, не заставляй меня нервничать».

Из меня вырывается протяжный стон, который я глушу, прижавшись изо всех сил лицом к подушке.

И как мне быть совершенно не понимаю…

Мое решение ставить эти чертовы билеты по эконометрике было принято лишь на эмоциях после очередного запрета дедушки поступит так, как я хочу. А я хотела не новый айфон или юбку. Я всего лишь устроилась официанткой в вечернюю смену в ближайший к дому в очень приличный ресторан. И после этого пришлось отпаивать деда корвалолом, пока он эпично заказывал себе венок в ритуальных услугах и место на кладбище. Мне пришлось тут же уволиться, не отработав и одной смены. И это повторяется из раза в раз.

Я была так зла на свою беспомощность и зависимость от таких дедушкиных представлений, что… Тогда я уже не думала, а просто делала. Назло. И давно бы получила свои деньги за билеты, если бы на моем пути не возник Макс. Из-за него все пошло не по плану. Из-за него я до сих пор не выбросила копию этих билетов, хоть стыд теперь каждый день все больше напоминает о себе.

Это неправильно по отношению к дедушке, каким бы несносным его характер ни был. Но я обещала Максу помочь, раньше, чем мною занялась моя совесть. Да и сама мысль, что Максима отчислять и запихнут в армию, становится комом в горле.

На ощупь нахожу край одеяла и ныряю под него с головой. Господи! И о чем я только думаю? Я с ума сошла, да?

У меня горят синим пламенем душа и губы от поцелуев…Мне даже сейчас страшно взять в руки телефон. Я боюсь увидеть там какую-либо смс от Макса. И еще больше боюсь не увидеть там ничего.

Но засыпая в душном, жарком коконе одеяла, я думаю лишь о Максиме Ольховском…

Глава 19

Леся

О Максе я думаю и весь следующий день. И когда опаздываю на пару, и когда сижу на паре…

Это глупо, но, кажется, я думаю о нем каждую секунду. И о том поцелуе… Я ума не приложу, как и о чем теперь разговаривать с Максом, но увидеть его и поговорить с ним хочется до дрожи в сердце. Но почему-то мой телефон молчит.

Я сама не понимаю, зачем после второй пары стою у расписания. И причем, не у своего факультета, ощущая, как внутри все нервно подрагивает от осознания того, что я делаю.

А я, боязливо озираясь по сторонам, изучаю расписание группы Макса. И сердце радостно подпрыгивает, когда вижу, что на третьей паре у него сегодня очередная консультация перед ГОСами.

Только вот машины Максима нет на парковке перед универом. Я зачем-то и это проверяю.

И совершенно случайно решаю идти на третий этаж в свой кабинет через второй. Мимо той самой аудитории, где уже толпятся одногруппники Максима.

Уверенно шагаю по коридору, гордо держа голову прямо. Только вот одним глазом смотрю вперед, а вторым вбок. Ищу широкие плечи, прислушиваюсь к голосам и чужому смеху.

В общем, в свою аудиторию я возвращаюсь в полном разочаровании. Максима нет на занятиях.

Не выдержав, на паре я, прячась за спинами своих одногруппников, достаю мобильный телефон и захожу в зеленый мессенджер. Макс был в сети чуть больше часа назад. Решаю уже сама написать ему максимально беззаботное сообщение:

«А чего это мы прогуливаем подготовку к экзаменам? Билетов на твои госы у меня нет», — и веселый смайлик вместо точки.

Гипнотизирую экран с глухими ударами сердца в груди. Но заветные две синие галочки о прочтении не появляются. Ни через минуту, ни через полчаса.

Всю пару я сижу будто бы под моей попой доска с гвоздями. Ответа от Макса нет. Я истерзала в руках свой бедный телефон до того, что моя соседка по парте шикает на меня, гневно сверкая глазами:

— Синичкина, хватит копошиться. Достала. Мне препода неслышно.

А я его даже и не пыталась слушать. Мне интересно только одно: где Макс?

И весь учебный день проходит в настороженном напряжении. Именно с таким настроением нехотя тащусь на еженедельное заседание студенческого совета.

Стоит только переступить порог аудитории, как появляются очень заманчивые мысли. А может все снова прогулять? И прогуляла бы, если бы не дедушка, сидящий сегодня дома. Начнуться опять расспросы и допросы,