«Анджей в своем репертуаре», — подумала она и, как ни странно, вовсе не ощутила раздражения — ее скорее позабавило это сообщение от мужа, который, похоже, никак не мог привыкнуть к своему новому статусу «вторичного холостяка», как нынче модно стало говорить. Спрятав мобильник в карман, она решила еще немного побегать.

Не прошло и минуты, как телефон зазвонил. Она тут же ответила:

— Хорошо-хорошо, найду я твои пантолеты. Не обещаю, что прямо сегодня, но поищу.

Но в трубке она услышала женский голос.

— Пани Соня, мы хотим заказать у вас интервьюшку, и как можно скорее, ладненько? Такие новости, надо же! И кто бы мог подумать! А вы молодчинка, держали все в секрете, хи-хи-хи, респект вам. Так или иначе, мы готовим шесть страниц для следующего номера, будет о чем поговорить… Ах, эти мужчины! — сладко щебетала незнакомка.

Ощущение расслабленности, достигнутое благодаря длившейся более часа пробежке, пошло коту под хвост.

— Погодите, я не совсем понимаю… О чем вы говорите?

— Для нас очень важно, чтобы именно мы опубликовали это первыми. Мы понимаем, что сейчас все будут рвать эту новость друг у друга из рук, но ведь мы с вами старые знакомые и вы отдадите нам предпочтение, не так ли? Мы будем вам признательны. Вы не пожалеете. Ну так как, заключаем deal?[28]

— Извините, но я не знаю, с кем разговариваю, и понятия не имею, о чем вы меня просите. В ближайшее время я не собираюсь давать никаких интервью.

Сабине не удавалось скрыть раздражение, да не очень-то она и старалась. Она и прежде была не слишком хорошего мнения о привычках назойливых, не знающих меры нынешних журналистов (все-таки в те времена, когда она сама принадлежала к этому роду занятий, слово «журналистика» означало нечто совершенно иное). А уж после недавних событий она и вовсе не желала иметь дела ни с кем из представителей этого ремесла, по сравнению с которым древнейшая в мире профессия заслуживала подлинного уважения.

— Тогда я вас не совсем понимаю. Сначала распространяете такие откровения, а потом не хотите разговаривать. Как-то это не согласуется, если честно, — обиженно заявила журналистка, и Сабина почувствовала растерянность.

— Минуточку, а что именно я распространяю?

Она уже знала, что с журналистами лучше не шутить: каждое слово может оказаться бомбой, способной разорвать на кусочки того, кто так непредусмотрительно его произнес.

— Как это — что? Вы разводитесь, разве не так?

Сабина потеряла дар речи. Среди всей этой масс-медийной бури, разыгравшейся вокруг нее, ей каким-то чудом удавалось хранить личные дела в тайне. До сегодняшнего дня удавалось. Откуда же эта журналистка узнала?!

— «В жизни каждой женщины наступает время перемен. Что-то заканчивается, что-то начинается. И для меня как раз пришел такой момент… Двадцать лет, проведенных вместе, становятся историей», — процитировала женщина на том конце линии. — Мне читать дальше? Это же с вашего «Фейсбука»! Опубликовано пятнадцать минут назад. Вы что, сами не знаете, что пишете в сети? Как это понимать?

— Я… отказываюсь комментировать, — выдавила Сабина, прежде чем разъединиться.

На экране тут же появились сообщения о пропущенных звонках. Еще секунда — и телефон снова зазвонил. И опять неизвестный номер, но не тот, что был только что. Сабина дрожащими руками выключила аппарат.

— Б**, б**, б**… — беззвучно повторяла она.

И не могла взять в толк, что случилось. Какой, к черту, «Фейсбук»? Она же испытывала искреннюю неприязнь к этим современным формам общения, которыми так восхищались все вокруг. Не могла понять людей, которые проводят долгие часы, подглядывая за жизнью других и создавая собственный информационный шум. Если хочется с кем-то поболтать, можно договориться и увидеться, всегда утверждала Сабина и последовательно отказывалась от любых встреч в людных местах сети.

«Кажется, я внутри какой-то матрицы», — в отчаянии думала она. Остаток дороги до дома она преодолела в олимпийском темпе, едва не сбила с ног парня, который как раз срывал деревянные панели со стен у лестницы на второй этаж, и дорвалась до ноутбука. Тяжело дыша, Сабина ввела в поисковик «Соня Гепперт Фейсбук». Кликнула на первую же выскочившую строчку — и остолбенела.

В первую очередь перед ее глазами предстал пост, снабженный фотографией неизвестной пары, которую разделяет молния. Начинался пост именно так, как цитировала только что журналистка, а далее значилось вот что:

И улыбающийся смайлик.

— Б**! — завопила во все горло Сабина.

Все звуки в доме вдруг умолкли.

Женщина пыталась успокоить взбесившееся сердцебиение. Давление у нее подскочило до критических показателей. Она прокрутила страничку вниз, не веря собственным глазам. Ее виртуальный клон каждый день публиковал как минимум одно, но обычно несколько (иногда даже более десяти!) сообщений, в которых уведомлял мир о своих успехах в работе (!), количестве выпитых чашечек кофе, песенках, которые радовали ее в этот день («Что за гадость, да я отродясь ничего подобного не слушала!»), просмотренных фильмах, мнениями о которых — порой напрочь лишенными смысла — она делилась с читателями.

Кровь ударила Сабине в голову, когда она увидела ряд своих фотографий, сделанных за последние недели в местах, в которых она — что за странное стечение обстоятельств! — встречалась со своей агентшей. Фотографии сопровождались претенциозными до боли комментариями — приблизительно в таком стиле:

«Твою мать, каким законченным дебилом надо быть, чтобы писать самые обыкновенные слова с большой буквы! — подумала Сабина и тут же опять впала в бешенство. — Я этого не вынесу! Ведь все думают, что это пишу я!»

Посты неизменно сопровождались таким количеством восклицательных знаков, что от них рябило в глазах, и кучей смайликов, значение которых по большей части оставалось для Сабины тайной. Кроме этого, на ее профиле можно было увидеть тьму-тьмущую банальных до боли фоточек — от слащавых пейзажей до псевдохудожественных кадров, призванных пробуждать романтически-эротические ассоциации.

Она с треском закрыла ноутбук. Автором этого виртуального образа мог быть только один человек. Сабина включила телефон и, не обращая внимания на лавину новых сообщений, выбрала из списка номер.