Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Парочка в доме скрывается, а я новую сигарету прикуриваю. Итак, Лизка дала ясно понять, что злится не просто сильно, а настроена мстить и делать это жестко. Трахаться она конечно с парнем в доме отца не станет. Но мозг мне выжрать решила по полной.
Дам ей три дня. Пусть перебесится. Поиграет, пофлиртует. Я потерплю. А потом за волосы и в шалаш поволоку суку.
* * *
Первый и второй день Лизка посвятила учебе, между нами ситуация не менялась. Полный игнор в мою сторону. Каждый вечер Белоснежка отправлялась в ночной клуб. Я узнал кто такой хмырь, с которым она трется — пресловутый принц Антонио. Иван сказал что на этот раз у них серьезно, парень только и знает что о помолвке бормочет. Лизка ни да ни нет, понятное дело. В своем репертуаре.
Принц открыл свое ночное заведение, и Лизавета помогала ему с раскруткой. Пиарщицей заделалась, чтоб ее. Но я держал удар, на игнор отвечал тем же.
На третий день вернулся Герман и представил нам свою супругу.
Дамочка конечно своеобразная — нас построили перед домом в линейку, чтобы представить новой хозяйке.
— Как в лучших сериалах ВВС, прям «Аббатство Даунтон», а не особняк на Рублевке, — едва слышно бубнит себе под нос Пашка.
Лизка стоит на крыльце под ручку с Антонио. Вцепилась в парня как клещ, или как кукла, которая без подпорки стоять не может. Изумительная фарфоровая статуэтка. Идеальный макияж, прическа, изысканное платье черного цвета. Немного на траурное смахивает. Эх, кукленыш, ну неужели в твоем возрасте все еще за родительскую юбку держатся? Порадовалась бы за отца, вон какую мулатку-шоколадку-молодуху отхватил. Красотка. Держится с видом аристократки. Явно планирует задать тут всем жару.
Закончив с церемонией знакомства, хозяева уходят в дом. А мы бредем в свой флигель.
— Ты чего хмурый такой? — спрашивает Пашка. — Валить отсюда не собираешься?
— А что?
— Да не хотелось бы. Нравится мне тут. Парни отличные, кормежка опять же.
— Это пока Толстый не попался на глаза хозяину, — усмехаюсь. — После этого тебе тут явно разонравится.
— Не пугай, — мрачнеет дружбан. — Лиза обещала что заступится.
— У нее семь пятниц на неделе. Она и к собаке перестала приходить.
— Она не хочет в нашу пристройку ходить. Неловко ей — мужиков много. И Борька сразу в комплиментах аж топит, дурачелло. Ее это бесит. Поэтому я собаку вывожу за ворота, мы встречаемся неподалеку, в парке у озера, гуляем. Как и раньше.
— Я смотрю у вас прямо тайные свидания.
— Ой, только не вздумай никому… И Лизе не говори, что я проболтался. Она особенно просила, чтоб ты не знал.
— Это с чего она меня избегает? Нужны мне больно ваши прогулки, — говорю ворчливо.
— Не знаю. Не нравишься ей. Ведешь себя как сухарь, ни улыбки, ни слова приветливого. Вот видимо поэтому…
В этот момент понимаю, что мое терпение на исходе. Я должен поговорить с Белоснежкой, объясниться. За эти дни я вычислил где находится ее комната — просто следил в каком окне зажигается свет, когда из клуба возвращается. Да, рискованно — Герман дома. Но надеюсь занят прислугой, и вообще его покои совершенно в другом конце особняка, который огромен. Если вдруг наткнусь — придумал отмазку — типа его ищу, чтобы о моем увольнении поговорить. Планировал свою вылазку на завтра — Леа уже заранее во всеуслышанье сообщила что идет в клуб на день рождения к подружке. Антонио на пару дней улетает на родину и не сможет ее сопровождать. Все это я послушал случайно и составил план. Другого варианта оказаться наедине с Лизой не было. Мы либо в компании других охранников встречались, либо вообще не виделись. Понятно, избегала меня. Ивана просила никуда не посылать меня с ней.
POV Леа
Как я и ожидала, мачеха мне не понравилась. Виду я не подала, была вежлива. Марина в свою очередь ничего не сказала про свои вещи, побывавшие на улице. Скорее всего она не узнала об этом — слуги быстро все подобрали и в порядок привели. Наверное. Я не проверяла и не следила за этим процессом. По возвращении я заняла себя кучей повседневных дел — учебой, спортзалом, общением с друзьями. Дашка расспрашивала меня о сталкере, не знаю как до нее дошли эти слухи.
— Ты вернулась из своей ссылки какой-то другой. Немного странной. Точно ничего не произошло? — допытывалась она у меня.
Что я могла ответить? Про чувства, кипевшие внутри, про телохранителя, к которому у меня особое отношение… Я никому не рассказывала. А вот про мачеху поделилась.
— Да, это гадство, подстава, — посочувствовала подружка. — Мой отец десяток сменил за последний год. И всех в дом тащит, противно. Давно мне валить из родного гнезда надо. Еще и воспитывает меня, диктует что носить, с кем общаться. Я и мужика домой привести не могу. Зато папан мой — запросто.
— Ну, может она не такая уж плохая, — вздыхаю в ответ. Мне сейчас не до войн, не то моральное состояние. — Пока Марина меня не трогает, ну и я не буду нарываться. Посмотрим.
— Ой, да вот увидишь, обязательно будет папашке на тебя наговаривать. Обычно эти стервы ревнивые и только о кошельке толстом думают. Отпрыски им помеха.
— Мне не нужны деньги отца.
— Ага, это ты так говоришь, живя на всем готовом. А останешься на улице без копейки…
* * *
Возвращаюсь со дня рождения в полночь, голова болит от выпитого шампанского, настроение паршивей некуда. Даже не знаю почему — вечеринка получилась очень веселой. Скучаю по Антонио? Возможно. Точнее, хотелось бы, чтобы это было так.
Прохожу в свою комнату и сразу начинаю раздеваться. Ненавижу приносить сюда запахи и прикосновения внешнего мира. Короткое золотое коктейльное платье оставляю на стуле возле двери — сразу в химчистку. Сбрасываю шпильки — люблю эти туфли, но сейчас ноги гудят от усталости. Слишком много танцевала. Хотелось выплеснуть энергию по максимуму, чтобы дома вырубиться едва голова опустится на подушку. Чтобы не лезли всякие мысли. Три дня уже бессонница — впору за снотворным лезть.
Остаюсь в нижнем белье, комплект которого приобрела не так давно… во время шопинг марафона со Штаховским. Вспоминаю нашу стычку в примерочной. Это было… как ядерный взрыв. Противно признаваться самой себе, но я тоскую по нему. Даже по его ярости ко мне. Не думала что игнор — это так тяжело. Все еще злюсь на него. Ненавижу… Но мне не все равно, и это убивает.