Главная среди нас сплетница, чахлая девица, которую я про себя называла Землеройкой, сердито стрельнула в мою сторону глазами — не встревай, мол. В ответ я пристально, не мигая посмотрела на нее. Такой уверенный, с оттенком презрения взгляд я освоила здесь, в моечном цеху, а за образец взяла манеру, которую подсмотрела у Марты. Человеком Землеройка была неприятным — скользкая, пронырливая и злобная. Она несомненно заслуживала хорошей трепки, только мне казалось, что, если я попытаюсь ударить ее, моя рука соскользнет.

— Может, и ее, — ответила Землеройка. — А тебе-то что?

— Я работала у нее, поэтому и интересуюсь. Я была лучшим модельером Марты.

— Ты не похожа на модельера.

— Да? Странно. На мне же лучшее мое платье, и прическу я только что в парикмахерском салоне сделала, и ем до отвала три… нет, четыре раза в день.

Несмотря на то что сама Землеройка выглядела точно так же, как я, она невольно хихикнула, взглянув на мою полосатую робу и покрытую короткой щетиной голову.

— Да, я слышала, что ты шила платья для Мадам Г. А потом тебя избили…

— Марта выставила нас из своей мастерской совершенно ни за что, потому мы здесь и оказались.

— Все правильно. Так Марта и должна была сделать, коль скоро она главная шишка в пошивочном цеху, — фыркнула Землеройка.

— Все правильно сделала? — задохнулась я от негодования. — Она использует всех для того, чтобы самой пробиваться вперед. Заставляет работать, а потом приписывает удачи других себе. Заботится только о себе!

— Да? Расскажи это ее сестре.

— Какой еще сестре?

Землеройка радостно улыбнулась и с удовольствием начала пересказывать неизвестную мне до сих пор сплетню про Марту.

— У нее есть сестра, Лила. Она на пару лет старше Марты. Учительница. Замужем, двое детей, совсем маленьких, и еще третий в животе, на подходе. Говорят, что Лила попала в список тех, кого должны были отправить в трудовой исправительный лагерь, а все мы знаем, что это значит.

— Либо будешь вкалывать, пока не сдохнешь, либо сразу получишь билет в один конец на небо, ха-ха-ха! — пояснила Гиена и залилась своим лающим смехом.

— Верно, — кивнула Землеройка. — Марта тогда и говорит Лиле: «Ты своих детей оставить не можешь, я вместо тебя пойду в лагерь». А работала Марта тогда в каком-то хорошем модном ателье, так я слышала. Марта приехала сюда и сумела подняться до главной шишки в здешней швейной мастерской — кто же станет осуждать ее за это? Молодец, что тут еще скажешь! А вся эта история — чистая правда, мне ее рассказала двоюродная сестра, которая знает одну девушку, что работает у миссис Смит в универмаге, так что это, можно сказать, сведения почти из первых уст. Каждому слову можно верить.

Марта добровольно заняла место своей сестры? Пожертвовала своей карьерой и даже свободой в обмен на сомнительное удовольствие оказаться в Биркенау? Что ж, это заставляло меня теперь совсем по-новому подходить к вопросу: «А как поступила бы Марта?»

Над этой историей я размышляла долго, целую вечность. Люди не состоят из одной характеристики, как чистый шелк или шерсть. Люди сотканы из самых разных нитей, которые сплетаются в сложные узоры — и клетчатые, и абстрактные.

Я не могла понять, каким образом такая акула, как Марта, могла на самом деле оказаться самоотверженной и жертвенной. Или почему Карла так легко могла переключиться с почти дружеских отношений на дикую жестокость.

— До сих пор не могу понять, почему Карла так со мной поступила, — пожаловалась я позднее Розе, вытащив из потайного кармашка красную ленту и заставляя ее скользить по моим, все еще не желающим слушаться пальцам.

— Карла, конечно, заколдована, а заклятие на нее наложил очень могущественный волшебник, который живет в своем похожем на гнездо орла логове далеко-далеко отсюда…

И началась новая история.

А если искать причины поведения Карлы не в сказке, а в реальной жизни? В принципе причин тому могло быть множество, причем самых разных. Например, Карла поступила так потому, что устала. Или из-за жестокости своего характера. Из-за ревности. Или просто потому, что ей позволено так поступать. Впрочем, ни одно из этих объяснений (ни вместе, ни по отдельности) не оправдывают ее.

Спустя примерно неделю после нашего перевода в моечный цех Карла вновь появилась на горизонте. Увидев ее, я спряталась за развешенными на веревке рубашками и стала наблюдать. Она остановилась возле стены, чтобы, укрывшись за ней, прикурить сигарету. Я испугалась, подумав, что она может искать меня, чтобы добавить больше синяков в уже имеющуюся у меня коллекцию. Но Карла ни разу даже не взглянула в мою сторону.

Мне хотелось убежать и спрятаться, притаиться, словно лиса, но я не могла, не находила в себе сил сдвинуться с места.

Карла всего пару раз затянулась, затем затушила сигарету о стену, бросила на землю и ушла. Я подождала, пока она скроется из виду, проскользнула сквозь ряды развешенного на просушку белья, чтобы поднять с земли почти целую сигарету. Это же настоящее сокровище!

На следующий день Карла вернулась, в этот раз со своей подругой-надзирательницей.

Они вдвоем постояли возле стены, покурили, поболтали, словно нормальные служащие или продавщицы, выскочившие на улицу на перекур. И вновь Карла бросала на землю свои окурки, и вновь это были почти целые сигареты. Что за игру она ведет? Случайно она бросала драгоценные окурки рядом с тем местом, где я теперь работала, или нет? Если нет, то нужно ли считать это попыткой Карлы загладить свою вину передо мной за то, что по ее милости я повредила руку и лишилась возможности работать в швейной мастерской. Карла что, хочет восстановить между нами отношения, которые она принимала за дружбу? Или просто надеется на то, что, когда моя рука поправится, меня примут назад в мастерскую и я, забыв прошлые обиды, снова буду шить для нее модные наряды?

Через несколько дней у меня был накоплен изрядный табачный капитал. Все собранные с земли сигареты я аккуратно прятала в свой потайной кармашек под платьем — пусть лежат там, пока не понадобятся.

Я хотела рассказать Розе.

— Угадай, что сегодня было, — начала я в тот день, когда Карла впервые закурила возле стены нашего моечного цеха.

— Тсс, — ответила Роза. — Дочитаю до конца главы…

Мы стояли под веревкой с развешенным на ней бельем, никаких книг здесь не было. Я ждала. Наконец Роза выдохнула и сказала:

— Поначалу было трудно пытаться все вспомнить.

— Что вспомнить?

— Сборник сказок, которые в детстве читала мне на ночь мама.

— Счастливая, — с завистью сказала я. Мои развлечения перед сном ограничивались тем, что я слушала, как смеются в соседней комнате бабушка и дедушка над шутками, которые передают по радио.

— Я была счастливой, это верно, — взяла меня за руку Роза. — Только сама этого в то время не понимала, думала, что так будет всегда. А когда Они пришли арестовывать моих родителей, мама сказала, что найдет меня после войны. Как ты думаешь, она действительно меня найдет?