– Вкус карри соблазнителен, но я так и не вспомнил, при каких обстоятельствах ел эту приправу.

Услышав в его голосе разочарование, она сказала:

– Я попрошу миссис Бекетт готовить блюда исключительно с карри, пока воспоминания не обретут форму. Теперь твоя очередь выбирать.

Адам вновь запустил руки в корзину.

– Вот еще что-то мягкое в марле. Попробую определить… два ломтика чего-то желеобразного с тестом по краям. Вот твой кусочек.

Ее ломтик имел сильный аромат, знакомый, но досадно неуловимый.

– Не сыр. Что-то мясное. – Она надкусила кусочек и дала ему растаять во рту, чтобы прочувствовать вкус. – Паштет.

– С грибами, – согласился он. – Миссис Бекетт разнообразна.

Она доела свой кусочек и запила его шампанским.

– Я уже сыта, а корзина не пуста. Попробую, найти что-то сладкое на десерт.

Рука ее нащупала глиняное блюдо с крышкой, теплое на ощупь.

– Тут блюдо, в котором может быть запеченный пудинг. Давай попробуем. – Она открыла крышку и сунула в блюдо палец. И тут же с отвращением его выдернула. – О, какая гадость! На ощупь словно рубленые червяки.

– Не думаю, что миссис Бекетт решила попотчевать нас червяками. – Пальцы его задели ее пальцы, когда он потянулся к блюду. Он погладил ее по руке и затем прикоснулся пальцем к содержимому блюда. – Определенно странное ощущение, – согласился он. – Но пахнет хорошо, и я доверяю миссис Бекетт. Я, пожалуй, попробую.

Она слышала, как он прожевал и проглотил.

– Макароны с сыром, – объявил он. – И очень неплохо приготовлено. Никогда бы не подумал, как угрожающе воспринимаются макароны, если их не видишь.

Мария тоже их любила, поэтому она сказала:

– Нам придется есть вместе из одного блюда. Возьми вилку. Мы можем вместе держать блюдо и есть из него.

Макароны были такими вкусными, что вскоре они уже смеялись, когда их вилки сталкивались.

– Придется мне пошарить руками, чтобы проверить, не осталось ли еще. Ах, вот есть немного. Съешь ты за то, что не побоялся отведать рубленых червяков. Ты можешь взять последний кусочек из моих пальцев?

– Чтобы ты могла сказать, что я ем из твоих рук? – спросил он с улыбкой в голосе. – С удовольствием.

Она вздрогнула от радостного ощущения, когда он отыскал щепотку макарон и взял их теплыми губами. Он не спешил, нежно посасывая кончики ее пальцев.

Она сделала резкий вдох. Все тело ее звенело.

– Пальцев… нет… в меню.

– Нет? – Он провел языком по центру ее ладони. Она сдавленно застонала.

Адам затаил дыхание и на мгновение прижался к ее ладони щекой.

– Ты слаще самого изысканного кушанья, – прошептал он. Отшвырнув корзину, он опустил Марию на одеяло. Его губы отыскали ее губы, и языки их сплелись в яростном соитии.

Хмельная от шампанского и эротичной игры, Мария каждой клеточкой своего существа жаждала его прикосновений. Их взаимные изыскания последних нескольких ночей научили ее кое-чему из чувственных удовольствий. Но теперь она хотела его – всего, целиком. Слепота отрезала их от обычного мира и перенесла в королевство наслаждения. Все чувства ее обострились донельзя. Она любила его вкус, его запах, звук его голоса.

И больше всего она любила ощущения, какие дарили его губы и руки, когда он, задрав ей юбку, стал ласкать нежную кожу ее живота. Она вскрикнула, когда рука его скользнула между ее бедрами, и пальцы его были такими же искусными, как губы, как язык.

– Красивая, – выдохнул он, – красиво все в твоем теле и душе.

Пьяная от желания и шампанского, она не хотела ничего знать ни о морали, ни о будущем, ни о возможных последствиях. Страсть, рожденная в ту ночь, когда она вытащила его из моря, страсть, которая разрасталась с каждым проведенным вместе с ним днем, требовала утоления самым извечным, самым понятным образом.

Она застонала, прижавшись губами к его горлу, когда он погрузил в нее пальцы. Она горела огнем и истекала влагой. Секунды, потребовавшиеся ему для того, чтобы расстегнуть брюки, показались ей вечностью. Она прикусила ему плечо. Будь на то ее воля, она бы его съела.

– Не думаю, что мне удастся растянуть удовольствие, – хрипло сказал он, прижавшись к ней.

– Мне все равно! – Она обхватила его ногами и потянула на себя.

Они сошлись со стремительностью, не оставлявшей ни времени, ни места раздумьям и сожалениям. Он был внутри ее, горячий и твердый, потрясающий, шокирующий и необходимый, как жизнь. Острая боль не притупила желание, лишь усилила потребность скорее перейти черту и стать одной плотью. Она вздымалась ему навстречу, ощущая каждое движение его худощавого сильного тела.

Они быстро нашли ритм, который усиливал обжигающее наслаждение с каждым толчком. Она была как сжатая пружина, взведенная неимоверно туго, и так продолжалось, пока он не просунул руку между ними и не приласкал ее с мастерством опытного любовника.

И она взорвалась. Она забыла о том, что союз их не освящен браком, забыла о том, что у него может быть жена. Больше не существовало ни морали, ни условностей. Только это греховное наслаждение правило бал, и наслаждение это было сильнее всего того, о чем она могла мечтать.

– Господи, Господи, Господи!..

Она впилась ногтями ему в спину, и он сдавленно закричал и замер. Она прижимала его к себе все то время, пока он изливал в нее семя.

Когда костер страсти догорел, к ней вернулась способность воспринимать реальность. Она судорожно вздохнула, осознав, что они лежат на колючем одеяле и что птички поют у них над головой как ни в чем не бывало, словно два человека не совершили только что акт, который безвозвратно изменил их отношения. Голова ее кружилась от потрясения.

– Мария, любовь моя. – Адам перекатился на бок, но продолжал обнимать ее, прижимая к себе. Она услышала шорох – это он снимал с глаз повязку. Затем он снял повязку с ее глаз. Она моргала, ослепленная ярким светом, а он целовал ее в уголок глаза с надрывающей душу нежностью. Он был так честен с ней, так правдив. А она – нет.

– Да будет благословен тот день, когда ты стала мне женой. Но… – Он замялся в нерешительности. – Возможно, я ошибаюсь, но… разве мы не осуществили брачные отношения после венчания?

Даже сейчас он доверял ей, он предпочитал сомневаться в себе, нежели в ней, даже когда факты вступали в противоречие с тем, что она ему говорила. Стыд жег ее, надрывал ей душу. Она неуклюже поднялась на ноги. Глаза наполнились слезами муки и стыда. Она презирала себя.

– Прости, – едва слышно выдохнула она. – Мне так жаль…

Желая сбежать до того, как начнется истерика, она бросилась прочь. Но он оказался быстрее, ухватил ее сзади за талию и привлек к себе.

– Прости и ты, – сказал он смущенно. – Я думал, ты хочешь меня.