– Люблю – не то слово. Я от тебя без ума. Вообще-то, некоторые прилюдно раздеваются, на всяких там рок-концертах и фестивалях популярной музыки, и ничего страшного не происходит.

– Да, знаю. – Она медленно натянула платье на плечи и застегнула молнию. – Интересно, почему они так поступают?

– Вряд ли из чистого эксгибиционизма. Просто… наверное, от избытка чувств.

– Ах, милый Алан, а я бы разделась из чистого эксгибиционизма. Чтобы свести всех с ума.

– Ну, тебе есть чем похвастаться.

– Ммм, да. – Она покосилась на меня, чуть приоткрыв губы и сверкнув глазами, будто дрозд, ухвативший улитку. – Алан, а что будет, если ты узнаешь такое, что заставит тебя изменить свое мнение обо мне?

– Странные ты вопросы задаешь. Ничего. Я не изменю своего отношения к тебе, даже если узнаю, что ты ограбила банк, шпионила для русских или угнала самолет. Или состояла в Ирландской республиканской армии. Нет, Карин, честное слово, я вполне серьезно. Мои чувства к тебе неизменны. Я люблю тебя сильнее, чем Хитклифф – Кэти. И вообще, к тебе неприменимы общепринятые моральные принципы.

– Погоди, сильнее, чем кто кого?

– Не важно. – Я взглянул на часы. – Что ж, любимая, как бы тебе ни хотелось инсценировать явление Афродиты в очаровательном антураже Гайд-парка, нам необходимо разделаться – погоди, разделаться, а не раздеться! – с очень важным заданием. Наряды. Нам с тобой обязательно нужно купить тебе великолепные наряды. А еще – обручальное кольцо. Я не стал покупать его в Копенгагене. Ты должна мне сказать, что именно тебе нужно. Как тебе такое задание?

– Ох, Алан, я сейчас разрыдаюсь. Нет, правда. Девушкам такого обычно не предлагают. Это такое чудо! Даже не верится.

– Нет уж, поверь мне на слово, как говорит мистер Стайнберг.

– Wer ist der Herr Steinberg?[70]

– О господи, я совсем забыл. Кстати, это тоже очень важно. Я должен ему позвонить. Сейчас я тебе все объясню, а потом займемся нарядами.

Я рассказал ей о чаше для пунша и о приглашении на ужин. Карин обрадованно захлопала в ладоши:

– Ах, как замечательно! Богатый покупатель! А мне нужно тебя поддержать и помочь обставить все в лучшем виде. Значит, я первый раз выступлю в роли миссис Десленд еще до того, как мы поженимся? Алан, ты действительно хочешь взять меня с собой?

– Ну не оставлять же тебя на вешалке в шкафу, любимая.

– Ладно, я вскружу ему голову, даже если ничего не знаю о фарфоре. Вот увидишь, он забудет о своей бесценной чаше для пунша.

– Это само собой разумеется. Я рад, что тебе нравится. А теперь о нарядах…

– О нарядах?

– Об убранстве, об одеяниях, об экипировке… Во-первых, что ты собираешься надевать в церковь? Невесте положено быть в белом…

Карин отвела глаза и промолчала. Сначала я решил, что она засмущалась – непонятно, притворно или нет, – но потом заметил, что руки у нее дрожат, а костяшки пальцев побелели. Она огляделась по сторонам, будто проверяя, не подслушивают ли нас, и внезапно на нее накатило какое-то необъяснимое отчаяние.

– В чем дело, любимая? Я что-то не то сказал? А, у тебя уже есть свадебное платье? Ты хотела сделать мне сюрприз? Ох, какой же я дурак! Нет, честное слово, я хотел как лучше…

Она молча, не поднимая глаз, помотала головой.

– Милая Карин, умоляю, скажи…

Она все еще напряженно стискивала сумочку. Я коснулся сжатых пальцев, обхватил запястья Карин.

Наконец она едва слышно пролепетала:

– Алан, я не смогу выйти замуж в церкви… Я… Ну, я не хочу в церкви.

Я онемел от удивления, но, поразмыслив, спросил:

– Почему, любимая? Объясни мне, пожалуйста.

Она снова помотала головой.

Я понял, что в этом нужно разобраться любой ценой, и чем скорее, тем лучше. Если Карин не сможет рассказать мне, в чем дело, надо задать ей наводящие вопросы. Что бы там ни было, на моих чувствах к ней это не отразится и, вполне возможно, может оказаться надуманной проблемой.

Тут меня осенило. Какой же я болван! Просто остолоп. Надо было раньше об этом спрашивать.

– Карин, любимая, ты исповедуешь католицизм? Или кальвинизм? Или другую конфессию?

Она едва заметно покачала головой.

– Значит, ты лютеранка?

Она кивнула.

– И ты разуверилась в Господе? Больше не посещаешь церковь? Не веришь в Бога? Ты поэтому так расстроилась?

– Нет! – умоляюще воскликнула она.

Окончательно разволновавшись, я приобнял ее за талию, повернул лицом к себе и тихонько произнес:

– Любимая, не бойся, скажи, в чем дело. Клянусь, это ничего не изменит. Даже если у тебя какие-то нелады с законом, я все улажу, во что бы то ни стало. Ты была замужем? И сейчас все еще официально состоишь в браке? Или что-то в этом роде?

Она наконец-то обрела дар речи и взглянула мне в глаза:

– Нет, Алан. Я не замужем. И никогда замужем не была. Честное слово. Просто… просто… я считаю, что сочетаться браком в церкви для меня неправильно. Может быть, проведем церемонию в муниципалитете или еще где-нибудь?

Я опешил. Судя по всему, Карин говорила искренне, но не как человек, действующий из принципа, будто агностик или атеист. И все же, чем объяснить такое поведение?

– Милая, умоляю, ты только не думай, что я настаиваю из-за пустяковой прихоти. Поверь, мне совсем не хочется тебя расстраивать, но для меня это важно по нескольким причинам. Видишь ли, я считаю, что бракосочетание должно проходить в церкви. Надеюсь, это не звучит слишком напыщенно и старомодно. Вдобавок мои родные – мать, сестра и прочие – считают точно так же. И понимаешь, все наши соседи и знакомые подумают, что это очень странно, начнутся пересуды, всякие нелепые домыслы, мало ли что. Если хочешь, мы даже гостей не будем приглашать, только самых близких родственников, обвенчаемся без лишнего шума. Если никаких юридических препятствий для нашего брака не существует – ты ведь сама так говоришь, и я абсолютно верю твоим словам, – то лучше заключить его в церкви.

Карин отступила от меня на шаг и задумалась. Она немного успокоилась, хотя в ее глазах все еще стояли слезы.

– Алан, любимый, по-твоему получается, что иначе нельзя?

Я промолчал, и она продолжила:

– Ох, не говори так. Я… я не могу объяснить, но умоляю: сделай так, как я прошу, только не спрашивай почему. А я обещаю быть самой лучшей женой на свете. И может быть, когда-нибудь смогу тебе все рассказать.

Что мне было ответить? Я страстно обожал ее, доверял и верил ей, а ее невероятная, чудесная любовь ко мне совершенно преобразила мою жизнь, изменила все мои устремления и чаяния. Ради нее я готов был поступиться принципами и пожертвовать всем остальным.