Прохожу далее через пропилеи, через Зал Ста Колонн, через Дворец Дария, Гарем Ксеркса, через Великую Сокровищницу. Ужасно жарко, и совсем не осталось сил ни на Дворец Артаксеркса, ни на Зал Совещаний, ни на десятки других построек и руин, образующих этот город мертвых царей и забытых богов. Я спускаюсь по большой лестнице мимо череды ленников, идущих принести клятву верности царю.

Возвращаемся с Джафаром в Шираз.

Я бросаю взгляд назад: Персеполь делается все меньше и меньше, его все плотнее закрывает поднимающаяся из-под колес машины пыль, и наконец он совсем исчезает за первым поворотом при выезде из города.

Я возвращаюсь в Тегеран.

К толпам демонстрантов, к песням и скандированию, к гулу выстрелов и запаху газов, к снайперам и букинистам.

Со мной Геродот; он рассказывает, как Мегабаз, один из военачальников Дария, оставленных по его приказу в Европе, покоряет Фракию. Есть среди фракийских народов некие травсы. Образ жизни травсов в общем такой же, как и у других фракийских племен. Только обычаи при рождении и кончине у них особенные. А именно вот какие: вокруг новорожденного младенца родные усаживаются и плачутся о том, сколько горя предстоит перенести ему в жизни, перечисляя все человеческие горести и заботы. Покойника же погребают под шутки и веселье, отмечая, что он уже избавился от всех жизненных зол и печалей и пребывает теперь в полном блаженстве.

Я выехал из Персеполя, а теперь покидаю Тегеран, чтобы вернуться (во времени на двадцать лет назад) в Африку, но по пути я должен сделать еще одну остановку — мысленную — в греко-персидском мире Геродота, ибо над ним стали собираться грозные тучи.

Итак:

Дарию не удается покорить скифов; его, азиата, останавливают у ворот Европы. Он видит, что их не победить. Более того, им вдруг овладевает страх, как бы они не догнали и не уничтожили его, а потому под покровом ночи он начинает отступление-бегство, мечтая лишь об одном: покинуть Скифию и как можно скорее вернуться в Персию. Он отступает со всей своей громадной армией, скифы же немедленно пускаются за ним в погоню.

Обратный путь для Дария только один: через мост на Дунае, который он сам построил, когда начинал вторжение. Этот мост находится под охраной ионян (греков, населявших Малую Азию, которая во времена Геродота находилась под персидским господством).

А тем временем дела в мире принимают такой оборот: зная короткий путь и имея в своем распоряжении коней, скифы успевают к мосту раньше персов и собираются отрезать им путь к отступлению. Они обращаются к ионянам, чтобы те разрушили мост: это позволило бы скифам расправиться с Дарием, а ионянам вернуло свободу.

Предложение для ионян, казалось бы, прекрасное; они собираются на совет, первым слово берет Мильтиад и говорит: «Замечательно! Ломаем мост!» — и все поддерживают его (в совещании участвует не народ Ионии, а тираны, фактические наместники Дария, навязанные им народу). И тогда слово берет Гистией из Милета, который придерживался другого мнения. По его словам, каждый из них в настоящее время является тираном в своем городе милостью Дария. Если же могущество Дария будет сокрушено, то ни сам он, Гистией, и никто другой уже не сможет сохранить своей власти над городом, ибо каждый город предпочитает народное правление тираническому. С этим мнением Гистиея тотчас же согласились все участники совещания, хотя раньше все соглашались с мнением Мильтиада.

Эта перемена мнения имеет разумные основания: тираны поняли, что, если Дарий потеряет трон (и наверняка голову), они на следующий же день тоже потеряют должности (и наверняка головы); скифам они сказали, что мост разберут; а на самом деле сохранили его, дав возможность Дарию безопасно вернуться в Персию.

Дарий оценил историческую роль, которую сыграл в тот момент Гистией, и решил наградить его всем, чем только тот пожелает; но в то же время не разрешил ему вернуться на должность тирана Милета и взял с собой в столицу Персии Сусы — в качестве своего советника. Гистией — человек амбициозный и циничный, таких лучше держать в поле зрения, тем более что он вырос до роли спасителя империи, которая без его голоса там, у моста через Дунай, возможно, прекратила бы свое существование.

Но не все потеряно для Гистиея. Потому что тираном Милета, главного города Ионии, становится верный его зять Аристагор. Он тоже амбициозен и властолюбив. И все это происходит в то время, когда среди покоренных ионян нарастает недовольство и даже сопротивление господству персов. Тесть и зять инстинктивно чувствуют: настала пора употребить эти настроения себе во благо.

Но как договориться, как согласовать план действий? Для того чтобы добраться из Сус (где находится Гистией) в Милет (где правит Аристагор), гонцу требуется три месяца интенсивного марша и по дороге, и по пустыне, и по горам. Другой связи нет. Этим воспользовался Гистией: Как раз в это время прибыл к Аристагору из Сус вестник от Гистиея (на голове у вестника были написаны письмена) с советом отложиться от царя. Ведь Гистией желал склонить Аристагора к восстанию, но не мог найти другого безопасного способа передать свой совет, так как все дороги из Сус охранялись. Тогда Гистией велел обрить голову своему верному слуге, наколол на голове татуировкой знаки, а затем, подождав, пока волосы отрастут, отослал его в Милет. Гистией дал слуге только одно поручение: прибыв в Милет, просить Аристагора обрить ему волосы и осмотреть голову. Знаки же на голове слуги, как я уже сказал, призывали к восстанию. А Гистией поступил так, потому что вынужденное пребывание в Сусах было для него великим несчастьем.

Аристагор представляет своим сторонникам послание Гистиея. Выслушав его, все проголосовали за восстание. Он же отправляется за море, искать союзников, потому что Персия значительно сильнее Ионии. Сначала он плывет на корабле в Спарту. Здесь правит царь Клеомен, он был, отмечает Геродот, не совсем в своем уме, почти невменяемый, однако, как потом оказалось, проявил много прыти и здравого смысла. Так, услышав, что речь идет о войне против царя — владыки всей Азии, пребывающего в столице — Сусах, Клеомен пришел в себя и спросил, далеко ли до этих самых Сус. Тут Аристагор, человек, впрочем, хитрый, который сумел бы ловко обмануть царя, совершил ошибку. Ведь если он хотел завлечь спартанцев в Азию, то ему следовало бы скрыть истину, а он все-таки решил сказать правду, именно, что идти до царской столицы надо три месяца. Тогда Клеомен, не дав Аристагору закончить дальнейшую речь об этом пути, сказал: «Друг из Милета! Покинь Спарту до захода солнца! Ты хочешь завести нас в землю на расстоянии трехмесячного пути от моря: это совершенно неприемлемое условие для нас!» Так сказал Клеомен и отправился домой.

С этим и отбыл Аристагор в Афины — самый большой греческий город. Здесь он меняет тактику и, вместо того чтобы разговаривать с одним предводителем, обращается к большой толпе (согласуясь с очередным законом Геродота: легче обмануть толпу, чем одного человека) и призывает афинян оказать помощь ионянам. Поддавшись уговорам, они решили послать на помощь ионянам двадцать кораблей… Эти корабли стали началом бедствий для греков и варваров (то есть началом великой греко-персидской войны).