– Если бы я была хорошей мамой, – тут же ответила Карина с обычной иронией, – то была бы сейчас с Иринкой…

– А не со мной, – завершил Володя. – А ты забирай ее сюда после «Карла и Клары»! Тут же есть где побегать. Помнишь, ты меня здорово шарахнула – когда сказала, что детские ножки здесь никогда не пробегут. А я совсем не против детских ножек! Охота, что ли, мне быть эгоистом, который мать у дитя отнимает, и оно одно сидит все выходные!

Но, вместо того чтобы обрадоваться, Карина ответила с совсем уж непонятной колкостью:

– Иринка не такое дитя. Она не стала бы ни бегать, ни прыгать.

И это были не просто две отрывистые фразы – это был барьер, который отсекал любое продолжение разговора на эту тему и наглухо отгораживал от него эту девочку, которую он так и не видел. Володя был изумлен: почему? Может, он выбрал не те слова или сказал их как-то неловко? Он вдруг почувствовал себя так же, как в самом начале их знакомства, когда практически вся жизнь Карины была для него закрыта. И вот сейчас, когда наконец позади все недомолвки и недоверие, она как будто снова с грохотом захлопнула дверь перед его носом!

– Я вас когда-нибудь обязательно познакомлю, – мягко пообещала Карина, видя, как Володя поскучнел.

Но он уже знал этот очень мягкий голос, которым сообщались или неприятности, или окончательные решения не в его пользу.

– Слушай, а я ведь и не разглядела твою комнату! – заговорила она уже как обычно, и была уже на лестнице, и тянула его за руку. – Помню только, что окошко, как на чердаке, и вечный двигатель ерзает где-то на полочке!

И Володя, оживившись, поспешил за ней, тут же решив, что все померещилось, и что Карина просто не хочет сразу сваливать ему на голову кучу-малу своих проблем – и себя, и ребенка, и что все и должно происходить постепенно.

Гарольд с Мартой ждали Карину только после обеда – идти в музей-усадьбу, а вечером – на открытие праздника, и они с Володей могли с удовольствием, без спешки позавтракать. Облачаясь в персиковый халатик, Карина вдруг вспомнила, что именно царапнуло вчера утром ее сознание. Интересно, на каком же этапе становится ясно, что женщина останется до утра и ей пригодятся всякие приятные мелочи? Не она ли с ним пару дней назад и разговаривать не собиралась?

– Вовка, а ты всегда такой самонадеянный? Халатик мне, конечно, идет – но если бы он так и не пригодился? Куда бы ты его дел? Сам бы носил?

– Но ведь пригодился же, – невозмутимо ответил Володя. – Ты, наверное, забыла, что я стратег… Тебе в кофе сахар класть? А сколько? С ума сойти, мы же вместе завтракаем! Слушай, а ты мне так ничего и не ответила – ну, на мою речь почти в костюме!

– А разве у меня было время подумать? – парировала Карина. – Значит, тебя уже не пугает штамп в паспорте?

– Нисколько. В моем возрасте даже как-то несерьезно без штампа.

– А можно поинтересоваться, стратег, когда ты это задумал – давно, недавно или только вчера?

Володя честно задумался.

– Вообще-то сразу. Когда увидел тебя тут, спящую, с котом на диване. И когда провожал, было такое странное ощущение, что ты не должна никуда уходить.

– У меня тоже, – отозвалась Карина.

– Ну а потом было видно, что и дом тебя выбрал.

– Что-что?

– Ну, как же. Ты всем понравилась. – Он явно имел в виду не столько тетю Зину, сколько остальных обитателей, но смешно почему-то не было. – И тебе все понравилось. Это же было видно. Я не умею объяснить! Понимаешь, когда мне еще сватали всяких невест и они здесь появлялись, то смотрели на все так оценивающе… И сразу хотели начать все переставлять, переделывать по-своему. Собак моих поменять на породистых. А потом и до меня бы очередь дошла… Но это не значит, что ты ничего не можешь захотеть поменять! – заторопился он. – Просто мне кажется, нам нравится одно и то же…

Но Карина не слушала. Она словно очнулась. Невесты. Сезон охоты. Не сходится.

– Погоди, – остановила она его. – Ничего не понимаю. Мы сейчас не сказки друг другу рассказываем? А как же наш договор?

– Какой договор?

Оба положили ложки, отставили чашки.

– Тебя все достали с устройством личной жизни, – проговорила Карина как можно более внятно. Ему же все надо разжевывать. – Ты на люди не мог показаться, чтобы тебе не начали кого-нибудь подсовывать. Когда я появилась, все отстали. Подумали, что я – твоя девушка. Тебя это устраивало. Тебе были нужны только покой и комфорт. Я тоже была не против изображать подружку.

– Ах, это, – с облегчением сказал Володя, снова улыбаясь. – Я уж думал, что-нибудь действительно серьезное, о чем я и не знаю. Да не нужна мне была никакая такая подружка! Это я тогда так, по ходу сказал… спонтанно вышло.

– Соврал? – не поверила Карина. – А зачем?

– Конечно соврал! – подтвердил Володя с таким жаром, что было невозможно не улыбнуться – но она смотрела выжидательно и сосредоточенно. – Я же не слепой – ты на меня тогда вообще внимания не обратила. Видно было, что у тебя просто пауза в личной жизни, и рано или поздно она кончится. Не ответишь когда-нибудь на мой звонок и все. Чем мне было тебя удивить? Таких, как я, с кошельками средней величины, навалом, как пустых банок из-под пива. И что я не последний человек в городе, и что мэр и прочие местные шишки со мной за руку здороваются, для тебя ничего не значило. То есть это хорошо, конечно, но мне что оставалось делать, если ты, как эта, бегущая по волнам, уже убегала куда-то, где тебе интересней! Надо было зацепиться хоть на каких-нибудь птичьих правах. А ты вдруг как спросишь – а чего мне от тебя, собственно, надо? Я подумал – все, доухаживался. У тебя вообще в глазах все время был тревожный огонек, как светофор – стоять, не двигаться! Я и ляпнул что попало – а оно вдруг сработало. И стоп-сигнал потух, и ты чего-то опасаться перестала. Нормально общаться начали. А там, я подумал, – он перевел дух, – ты, может, к дому привыкнешь…

Карина внимательно слушала. Повторила:

– Привыкну к дому? Я что, кошка?

– Ну да. А я собака. Видишь, как охраняю наш дом!

Но на сей раз на шутки не реагировала Карина. Она не могла опомниться. Как это она повелась на треп? Не смогла отличить правдоподобное от настоящего? Да еще продолжала верить до последней минуты… Вот кто из них двоих трагически серьезен, и это навсегда!

Нет, хорошо, что их поздний завтрак – это почти обед, и пора убегать к немцам. Многовато открытий за последнее время…

Тем не менее день шел, а мысли, стоило хоть на минуту отключиться от работы, невольно возвращались к разговору. Вот это Володя! Вот это стратег! А заодно и тактик. Возможно, все и правда шло спонтанно, главное – результат. Как все-таки странно видеть под другим углом не просто отдельные эпизоды, а всю картину целиком! Осознавать, что не было никакого фиктивного романа, плавно перетекшего в настоящий – по крайней мере, с Володиной стороны. Ее незаметный знакомый из Белогорска с самого начала знал, чего хочет, и просто стремился к цели, умно и настойчиво. А она витала в фантазиях, и не только потому, что отличается редкой сообразительностью, а потому, что это были удобные фантазии. И Володя безошибочно нашел способ, как поладить с побитой жизнью пугливой зверушкой – обеспечить минимум безопасности, а потом приручать потихоньку…Да что же это она какими мерзкими словами о нем думает! Обидно увидеть, что все было разыграно как по нотам, к тому же совершенно незнакомым? Что она, марионетка, дергала ручками-ножками точно по сценарию? Унизительно оказаться как на ладони для другого человека, хоть и дорогого и любимого? Оказаться простой как три копейки – все действия просчитываются на сто шагов вперед… Да Володя сам всегда был как на ладони! И никогда ничего не скрывал, показывал своих друзей, свой образ жизни, свой дом – святая святых. По сути, предложил всего себя и сразу. Надо было только очень не хотеть увидеть! Чем же он виноват? И почему она так упорно ничего не видела? Не Илью же Великолепного ждала все это время?