– О, не думаю! Авива Капитоновна ни за что не согласится, она не привыкла отступать…

Мадам Капустина наговорила кучу комплиментов и закончила визит к мадам Львовой. Первой мыслью Агаты Кристафоровны было: есть ли приличное платье для вечера? Но тут же она рассердилась на себя: какое платье? Ноги ее не будет в доме Бабановой. Путь некогда любимый племянник сам сватается и женится. Она в этом не участвует. Уж лучше помогать Агате спасать невест…

Ничего другого тетушке не осталось.

* * *

Редакция «Московского листка» располагалась на Пресне в Ваганьковском переулке. Пушкин вошел в помещение на первом этаже с низком потолком. Пол был густо усеян клочками бумаги, обрывками бумаги, комками бумаги, исписанными листами и даже газетными гранками. Как будто подметать в редакции – затея настолько бесполезная, что и начинать не стоит.

Воздух насквозь пропитался ароматами нечищеных сапог, давно нестиранного белья, дешевого табака и типографской краски. Как и должно пахнуть в газете, несущей народу свет просвещения и прочие развлечения.

Комнату, довольно обширную, делило на неравные части деревянное ограждение, какое часто встретишь в любом присутственном месте. Меньший загончик предназначался для господ, желавших подать объявление. В просторном были расставлены столы, за которыми яростно писали, вскакивали и убегали с исписанными листами господа потертой внешности. Газетные репортеры были привычны к суете и шуму, перекрикивались в голос и не стеснялись в выражениях. Как и принято вести себя тем, кто смотрит на эту жизнь с высоты прессы.

Объявления принимал единственный конторщик. Он был так занят подсчетом слов, приемом денег и выпиской квитанций, что не глядел на очередного посетителя. Перед столом его выстроилась очередь из трех господ и девушки, которая отдала записку. Даже со спины Пушкин узнал мадемуазель в модном платье. Избегая попасть ей на глаза, он отошел к большому столу, на котором были разложены подшивки газет года за четыре, а то и пять, чтобы любой желающий мог ознакомиться с нуждами и желаниями москвичей много лет спустя. Листая подшивку и просматривая частные объявления, что оказалось чрезвычайно познавательным, Пушкин поглядывал за происходящим у стола конторщика.

Мадемуазель Бабанова бросила на стол купюру и, не дожидаясь сдачи, быстро вышла. Вид она имела столь решительный и взволнованный, как будто подложила бомбу. В окно Пушкин увидел, как Астра Федоровна залезла в пролетку, поджидавшую ее, и уехала прочь.

Дотерпев своей очереди, Пушкин оказался у заветного стола.

– В двух ближайших номерах места нет, пойдет на четверг, – заявил конторщик Иванов, не отрывая глаз от типографского листа, разграфленного на квадратики. Почти все были перечеркнуты карандашным крестом. – Коли согласны, извольте вашу записку.

– Только что подала объявление юная мадемуазель. Позвольте взглянуть.

– Подобных сведений не выдаем, – ответил Иванов, чрезвычайно занятый стиранием крестика и зачеркиванием вместо двух одного большого.

– Обер-полицмейстер закроет вашу газету.

Конторщик глянул, кто посмел угрожать городской прессе. Господин, стоявший над ним, не вызвал желания спорить. Хотя ничего угрожающего в нем как будто не было. Шашки и револьвера даже не имелось. Холодного взгляда достаточно.

– Вы кто такой, позвольте спросить? – не поддался Иванов, хотя ему захотелось.

– Сыскная полиция, чиновник Пушкин, – последовал короткий, как удар, ответ. – Полковник Власовский сделал выговор вашему издателю за вчерашнее объявление. Публикация объявления бланкетки приведет к печальным последствиям.

Господин с простецкой фамилией говорил так спокойно, что конторщик Иванов окончательно испугался. Он знал, что вчера господин Пастухов, редактор и издатель, вернулся после посещения обер-полицмейстера слегка взъерошенным, будто его оттаскали за ухо. И кажется, с синяком под глазом. Так неужели из-за дурацких правил ставить под удар газету?

Из папки, куда складывались поданные записки, Иванов достал половинку листка, исписанную правильным девичьим почерком, и протянул.

– Вот, извольте…

Объявление, которое подала мадемуазель Бабанова, сообщало:

«Юная барышня желает сегодня получить уроки жизни от солидного господина, умудренного опытом. С.М.В.6 ч. Алая лента».

Пушкин держал листок, думая, что с ним сделать.

– Когда выйдет?

– Завтра, разумеется… В подвале. Прикажете снять? – вкрадчивым образом спросил Иванов, вставая и немного склоняясь перед сыскной полицией.

Не ответив, Пушкин отошел к столу с подшивками и вернулся с толстой пачкой:

– Кто подал вот это объявление?

Иванов глянул, куда указывал палец чиновника сыска, а затем на день выпуска.

– Так… Позвольте, вышло в печати 22 апреля, в пятницу, значит, подано накануне, – тут конторщик буквально нырнул в конторскую книгу, в которой посетители расписывались за оплату, перелистал страницы и нашел запись по одному ему известной системе. – Вот, податель…

Довольно небрежный почерк вывел фамилию с инициалами: «Юстова Т.И.». Рядом с фамилией виднелся затейливый девичий росчерк. Пушкин сравнил напечатанное объявление с тем, что ждало выпуска. Разница нашлась лишь в одном: вместо «6 ч» было напечатано «26, 11 ч». Даже подпись «Алая лента» совпадала, что было несколько неожиданно. Перекидывая выпуски, Пушкин стал проверять предыдущие дни.

Иванов только успевал следить, как летают страницы, и терпеливо ждал.

Добравшись до начал месяца, Пушкин не нашел похожих сообщений от Алой Ленты. В Москве всем было известно, что полоса объявлений порой использовалась для обмена сообщениями теми, кто желал сохранить секретность своих сношений. Общаться инкогнито, так сказать. Хотя конторская книга знала все и про всех.

– Так что делать с объявлением мадемуазель? – спросил Иванов, силясь не чихнуть. Подшивки вбирали в себя всю пыль газеты.

Захлопнув подшивку, Пушкин оставил ее конторщику.

– Печатайте. Теперь другое дело…

– Что угодно-с?

– Записка со вчерашним письмом женихов сохранилась?

Чего-то подобного Иванов ожидал. Он безропотно полез в глубины письменного стола, долго шуршал там и, наконец, вылез с тонкой папкой. Развязав тесемки, он бережно вынул лист обычной писчей бумаги. Письмо женихов было написано резким, характерным почерком. Пушкин не столько читал, сколько всматривался в слова. Без помощи доктора Преображенского он не был окончательно уверен.

– Что-то не так-с? – услужливо спросил Иванов.

– Это письмо необходимо изъять.

Иванов тут же протянул папку, чтобы не помять ценный документ.

– Понимаем-с… Как же иначе… Раз такая необходимость… Чем могу-с еще помочь?

– Кто оплатил публикацию?