Эфенбах не нашелся, что ответить. Уж больно много хотел сказать. Да только незачем.

– Ну… Ну… Рассмотри мне… С тебя должок, краса солнцеокая…

– Все что угодно, Михаил Аркадьевич…

– Не угодно, а жени мне племянника… Он добрый, только мозгов нет… Глядишь, они с господином Ванзаровым уже дров-то нарубили по самое горло…

– Обещаю женить, – сказала Агата и в знак клятвы подняла два сомкнутых пальца. – Кстати, о свадьбах. Известно ли вам, что в Москве некие господа собираются убивать невест?

Новость для Эфенбаха была не слишком приятной. Он потребовал подробностей. Агата рассказала все, что выложила Пушкину, добавив объявление в «Московском листке» и гибель невесты в салоне Жанны Вейриоль. Выслушав, Михаил Аркадьевич не спешил поднимать тревогу. Уж больно странно с точки зрения полицейского опыта это выглядело. Особенно если сложить с подробностями дела Юстовой, о которых Агата не могла знать.

– Вроде как сподобились сыны Маккавейские перебить свадьбу?[17] – в задумчивости спросил он.

Агата не слишком знала Ветхий Завет, чтобы понять, о чем речь. Но для солидности молча кивнула. Часто мужчины при ней говорили разные непонятные выражения. Никто из них не догадывался, что Агата не понимала ни слова.

Молчание затягивалось. Она надеялась, что начальник сыска примет правильное решение и предоставит охрану хотя бы мадемуазель Бабановой. Но в самый важный миг, когда Михаил Аркадьевич уже почти созрел, в дверь постучали, и вошел Пушкин. Не взглянув на Агату, он поклонился начальнику и положил тонкую папку на стол.

– Письмо женихов в «Московский листок» подано юной барышней.

– Вот оно куда завертелось, – проявил интерес Эфенбах. – Из каких будет?

– Некая Астра Федоровна Бабанова, дочь вдовы купца Бабанова. У них торговля шерстью и собственный дом на Тверской.

Михаил Аркадьевич наградил Агату таким взглядом, от которого другая дама упала бы в обморок. Агата только прикусила губку.

– Значит, нет как нет «Клуба веселых холостяков»? – строго спросил он.

– Нет и не было, – ответил Пушкин. – Барышня не хочет выходить замуж. Решила разыграть комедию: написать письмо от имени холостяков. Чтобы устроить матери истерику и отказаться от брака.

– Не может быть, – тихо сказала Агата, ощущая себя, будто оказалась голой на площади. – Нет, вы ошиблись…

– В конторской книге, которую сотрудник газеты Иванов отказался показать, как вы, госпожа Керн, ни упрашивали, стоит подпись мадемуазель Бабановой…

На это нечего было возразить. Конторская книга – это вам не подслушивать за ширмой.

– Вот где прелесть, – сказал Эфенбах, довольный таким поворотом. Он сразу прикинул, как представит дело обер-полицмейстеру: фамилия Бабановых была слишком известна в Москве, купцы старинного рода, очень богаты. Власовский упокоится, посмеется, да и только. Тревога обратится в шутку.

Агата решительно встала. Что бы ни нашел Пушкин в газете, она верит своим ушам. Значит, придется в одиночку спасать Бабанову.

– Свое обещание, Михаил Аркадьевич, сдержу, – сказала она. – Ваш племянник будет женат…

– Вот умница, – уже добродушно ответил он. – А пустое из головы прочь…

По лестнице Агата бежала, не чувствуя ступенек. Душила обида так, что слезы брызнули сами собой. На улице ударил свежий ветерок. Агата несколько раз вздохнула и собралась с силами. Она дала слово больше никогда не видеть Пушкина и не обращаться к нему за помощью. Как бы тяжело ни было. Надо уезжать из этого места как можно скорее. Извозчиков, как назло, не видно.

– Госпожа Керн, задержитесь, – раздался голос за спиной.

* * *

– Что вам угодно?

Против воли Агата повернулась. Может быть, ей захотелось испить чашу страданий до дна. Что еще приготовил для нее этот безжалостный человек? Какое еще унижение ожидает? Что ж, она все вытерпит, все снесет. Пройдет путь мученицы. По лицу Пушкина она не смогла понять, чего следует ожидать. Наверняка ничего хорошего.

– Разговор в Клину слышали отчетливо?

Агата немного растерялась, но тут же поняла: вот где ей нанесут последний и окончательный удар.

– Не сомневайтесь, господин Пушкин, слух у меня отличный.

– Те господа в разговоре упоминали матушку Гусыню?

– Да… Точно… Они как раз сказали… – Агата постаралась вспомнить в точности. – Они сказали: «Накажем и матушку Гусыню, она свое получит»… Да именно так… А почему вы спросили?

Пушкин оглянулся, как будто опасался, что его подслушают.

– Прошу простить, что не могу сообщить подробности розыска, – будто через силу начал он.

Агата не верила ушам: глыба льда просит у нее прощения… Что же дальше будет?

– Ничего, я привыкла, – ответила она.

Пушкин как будто собрался с духом.

– Сведения, которые услышали в кабинете господина Эфенбаха, верные, но… Но неполные…

Нельзя было не заметить, как трудно дается Пушкину признание. Буквально выдавливал из себя каждое слово. Агата захотела его подбодрить.

– Понимаю, это ваш долг…

– Благодарю за понимание, – сказал Пушкин и посмотрел так, что Агата чуть не бросилась обнимать и утешать его. – Господин Эфенбах теперь сможет доложить обер-полицмейстеру о шутке. Чем заслужит благодарность. Настоящее дело куда сложнее, чем казалось… Возможно, я допустил ошибку… Ошибку, что не поверил вам.

Агате показалось, что вспыхнуло солнце, выглянул месяц и небо усыпалось звездами одновременно. Случилось то, о чем и мечтать было нельзя: Пушкин, тот самый ледяной Пушкин, признал ее правоту… Уж не снится ли? Уж не спит ли она?

– Значит, Астре Бабановой угрожает опасность? – спросила Агата, удерживая прыгающее от радости сердце.

Пушкин ответил молчаливым кивком.

– И другим невестам?

– Теоретическая вероятность есть.

– Так арестуйте графа Урсегова! – вырвалось у нее. О чем сразу пожалела.

Пушкин закрылся непроницаемой тенью.

– В данный момент невозможно. Нет прямых улик.

– Ну так заставьте его признаться! – не сдержалась она. – «Клубу холостяков» хватит дерзости убить Астру или другую невесту в том же самом месте! В салоне мод! При примерке свадебного платья, как они уже сделали…

Он странно посмотрел, будто их мысли сошлись.