сорта делали для покойников с активной жизненной позицией из Древней Греции или Рима. Как там бедолага на том свете мыкаться будет – неважно. А вот что он натворил при жизни – это тема. Не просто склеп, а памятник, чтоб не забывали. Внутри скромный, снаружи пышный. Щит, шлем, Ника на фасаде, значит, покойник по военной линии успехи имел. Бывало, целые битвы на барельефе изображались, в которых героически сражался и побеждал покойник. А олимпийские чемпионы? О! Тут и венок, и поднятая скала, и брошенное копье, и прочие орудия добычи славы. Статуя непременная. А бывает, ничего не сделал человек, просто взял и утоп. Так и тут, хоть дельфинчика, но нацарапают на могильном камне.

Не то чтобы Патроныч уже задумывался о памятнике, а тем более о целой гробнице, (он даже на похороны еще не откладывал), но смутные мысли о достижениях, которые он может предъявить потомкам, и будут ли его, вообще, вспоминать, невольно приходили к нему. Да, дело о пропаже певца неплохо бы смотрелось в послужном списке. Раскрытое дело.

8

–Что за делааа?! Ты кого решила надуть? Ты, чё, думаешь, я совсем тупой?

–Ты не совсем тупой. Не, не тупой совсем. Почему сразу тупой? Не, ты умный. И я тебя не надувала.

«Просто Аня» быстро подвинулась к проему двери, чтоб ее было лучше видно снаружи. На всякий случай. Мало ли что придет в эту баранью башку. Схватит за шкирку и опять в подсобку. А так при свидетелях не посмеет. Аня уже минут пять ждала, когда Эльдар вырвется из подсобки в зал с воплями, что она наврала про директора-ухажера.

– Если Буряк телефон оставил, тогда кто со мной разговаривал? А ?! Я ж Буряка знаю! Понятно. У нас с ним общее дело было.

Зачем Эльдар соврал? Аня соврала с испугу. А Эльдар? Так для эффекту. Не было у него общих дел с Буряком. Пили как-то вместе, потом пришлось будущего директора транспортировать домой, и тот всю дорогу рассказывал, как наладил производство туалетной бумаги из расформированной заводской библиотеки. Вот и все общее дело.

Пять минут назад Аня не знала, что на это ответить, а теперь знала. Пять минут назад она бы просто хватала ртом воздух, как рыба, и смотрела испуганно на шефа. Но теперь она была спокойна. Она знала, что ответить. И она спокойно, глядя в глаза, ответила взбешенному шефу:

– А я не знаю.

И все. Никаких объяснений, оправданий. «Не знаю» и все. Она была настолько спокойна, что Эльдар смутился.

– Что ты не знаешь?

Странно спрашивать человека о том, что он не знает. Обычно наоборот – спрашивают, что человек знает. В школе так спрашивают, в уголовном розыске. «Что ты не знаешь?» – просто какой-то философский вопрос. Можно порассуждать на эту тему, но «просто Аня» рассуждать не стала: – Ничего не знаю!

Но потом не выдержала и продолжила:

– Я же просто продавец. Дядя, что вчера клеился, сказал, что он хозяин всего. Вот, я и подумала, что он директор. Ну, раз ты говоришь, что это не он, значит, не он. Так, что не знаю, кто это был. Ничего не знаю.

9

« Ах, так! Ах, вот, значит, как! Ах, вот оно что! Ну-ну. Ладно-ладно. Понятно, понятно», – менеджер Анна внимательно разглядывала стразу и бюстгальтер. «Что ж, я умею складывать два плюс два! Все с вами ясно, голубчики!» А ясно менеджеру Анне стало, что страза от джинсов Стаса. Что Стас был на складе. Что его кто-то туда пустил. Что этот кто-то конечно Анечка. «Вот стерва! Прочитала номер на моей футболке и позвонила! Пока я думала, как номер у себя на груди прочитать, «прилично» или «неприлично» сразу звонить, она, на фиг, ничего не думала, взяла и позвонила! И ключ взяла! И его туда заманила… И там с ним… Ну надо же! Он МНЕ телефон оставил! Мне! А эта гадина украла и телефон и Стаса! Мечту украла, причем почти сбывшуюся!» Вверху маячила голова Патроныча. Она помахала рукой и брезгливо понесла брюки этого старого козла и бюстгальтер этой с…учки. А чей еще?

Толпа на входе встретила девушку с брюками и лифчиком недоуменными, косыми, а то и прямыми насмешливыми взглядами. Анна перехватила эти взгляды и в качестве защиты включила свое самое высокомерное, равнодушное выражение лица. Гордо прошла она сквозь толпу, словно ссыльная царица.

В фойе клоун-аниматор учил малышню борьбе за существование. Игра была проста и сурова. Шестеро детенышей кружили под музыку вокруг стула, а когда музыка кончалась, должны были первыми занять это тронное место. Родители весело улыбались, детеныши испуганно оглядывались. Музыка закончилась, началась свара. Самый мелкий карапуз с ревом растянулся на полу. Стул заняла большая девочка, которая была на две головы выше других. Зареванного карапуза унесли с поля битвы. Его место заняла новая претендентка с большими белыми бантиками. Снова заиграла песенка. Претендентка была меньше предыдущей победительницы, но явно обладала музыкальным слухом. Она почуяла конец песенки, замедлила шаг и на последних тактах оказалась ближе к сидению. Финальный аккорд – и бантики взгромоздились на краешек стула. Однако переросток нагло подвинула двух малышей и села. Хоть и второй после бантиков, зато места заняла больше. Клоун не заметил подвоха, и громко объявил ничью. «Дополнительный тайм, чтобы выявить победителя! Играем снова!» Снова зазвучала музыка. Анна как завороженная наблюдала за детской драмой с эскалатора. Пятилетняя дылда опять повторила свой грязный прием. Бантики растерянно смотрели то на родителей, то на клоуна. У клоуна была только одна игрушка для вручения победителю, поэтому он решил продолжать игру до чистой победы. Нажал кнопку «Play» на магнитофоне, и дети снова пошли по кругу. Эскалатор давно кончился, но оторваться от жестокого зрелища Анна не могла. Ее переполняла ненависть к жестокому клоуну, к равнодушным родителям, к коварной дылде, как будто она сама была жертвой этого детского гладиаторского боя. Бантики опять все рассчитали правильно и уже готовы были занять трон единолично, как вдруг дылда выдернула стул в последний моменты из под соперницы и торжествующе взгромоздилась на него сама. Бантики упали, заплакали. Дылда поспешила к клоуну за подарком. Мамаша бантиков растеряно повторяла: « Что за воспитание! Что за воспитание!», но драться за трофей не стала. Папаша дылды довольно отвечал: «Да ладно, это же спорт, игра!» Анна, пылая гневом, удалилась. « Вот и с тобой так же обошлись», – говорила она себе, глядя на отражение в витрине, – « выдернули стул в последний момент и приз украли».