Ко мне, слегка запыхавшись, подошла миссис Далби.

— Доброе утро, мистер Хэрриот, — сказала она, стараясь улыбнуться. — Так что же? — И обвела телят тревожным взглядом.

— Доброе утро, доброе утро, миссис Далби! — воскликнул я радостно, с трудом подавляя желание прыгать, хохотать, «то и пройтись колесом разок-другой. — Да, сейчас картина совершенно прояснилась.

— Правда? Но в чем же?..

— Недостаточность меди, — ответил я небрежно, словно с самого начала взвешивал такую возможность. — На это указывает снижение пигментации, особенно вокруг глаз. Вот приглядитесь: шерсть у них почти у всех бледнее обычной. — Я небрежным жестом обвел телят.

Чарли закивал:

— Ей-богу, так. Да я и сам все время думал, чего это у них с шерстью!

— А вылечить их можно? — задала миссис Далби неизбежный вопрос.

— Несомненно. Я сейчас же поеду приготовлю микстуру с медью, и мы каждому дадим полную дозу. Пока они на подножном корму, надо будет повторять дважды в месяц. Конечно, лишние хлопоты, но другого средства нет. Вы сумеете?

— Уж как-нибудь, — сказал Чарли.

— Уж как-нибудь! — повторил малыш Уильям и выпятил грудь, словно готовясь схватить теленка.

Микстура оказала магическое действие. В моем распоряжении не было нынешних долгодействующих препаратов меди для инъекций, но и раствор сульфата меди, изготовленный под краном на кухне Скелдейл-Хауса, сотворил чудеса. Не прошло и месяца, а телята, заметно подросшие и упитанные, уже прыгали и резвились на склонах. Ни один не погиб, ни один не остался заморышем. Словно бы вообще ничего не было, словно роковая угроза не нависала не только над телятами, но и над вдовой с тремя маленькими детьми.

Пусть в последнюю минуту, но удар удалось отвратить, хотя я понимал, что это лишь временная передышка. Маленькой миссис Далби предстояла еще долгая изнурительная борьба.

Я не любил и не люблю перемен, и все-таки мне приятно перенестись на двадцать лет вперед от того дня и вспомнить еще одно утро на кухне этой фермы. Я сидел за тем же столиком, взяв масленую лепешку с того же подноса и раздумывая, остановить ли дальнейший выбор на ячменном хлебце или на тарталетке с джемом.

Билли все так же улыбался с каминной полки, а миссис Далби, сложив руки на груди и чуть наклонив голову набок, смотрела на меня с той же легкой улыбкой. Годы почти не изменили ее. В волосах появилась седина, но маленькое красное, обветренное лицо и блестящие глазки остались такими же, какими я знал их всегда.

Прихлебывая чай, я смотрел на могучую фигуру Уильяма, который, развалившись в отцовском кресле, улыбался мне отцовской улыбкой. Вес у него был под стать росту, и я только что наблюдал его в действии — он держал заднюю ногу молодого быка, которую я осматривал. Бычок попытался брыкнуться, но затем на его морде отразилось явное замешательство: лапищи Уильяма легко ухватили заплюсневый сустав, и широкое плечо уперлось бычку в брюхо.

Нет, конечно, Уильям не мог не измениться — как и Деннис, и Майкл, которые, топоча сапожищами, ввалились на кухню и принялись мыть руки над раковиной. Уильяму они, пожалуй, несколько уступали шириной плеч, но не ростом, и походка у них тоже была отцовская — спокойная, чуть развинченная.

Их низенькая мать посмотрела на них, а потом на фотографию над очагом.

— Сегодня как раз была бы тридцатая годовщина нашей свадьбы, — сказала она спокойно.

Я поглядел на нее с удивлением. Прежде она никогда не касалась подобных тем, и я не знал, что ответить. Не мог же я сказать «поздравляю», когда двадцать лет из этих тридцати она вдовела. И о своей долгой упорной борьбе она тоже никогда не упоминала, хотя и вышла из нее победительницей. Когда ее сосед, старик Мейсон, ушел на покой, она купила его ферму, отличную, с хорошей землей, и Уильям поселился там после женитьбы. Но хозяйство у них было общее. Дела теперь, когда с тремя такими молодцами она могла обходиться без наемных работников, пошли совсем хорошо, но старый Чарли все еще подсоблял им то там, то здесь.

— Да, тридцать лет, — повторила миссис Далби, обводя кухню неторопливым взглядом, точно видела ее впервые. Потом повернулась и наклонилась ко мне. Лицо ее стало очень серьезным.

— Мистер Хэрриот… — начала она, и мне стало ясно, что в этот особый день она наконец-то что-нибудь скажет о долгих тяжелых одиноких годах, о бессонных, полных тревоги ночах, об изнурительном труде.

Ее ладонь слегка коснулась моего плеча, и она посмотрела мне прямо в глаза:

— Мистер Хэрриот, не налить ли вам еще чашечку?

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Эпидемия гриппа, разразившаяся в Дарроуби и вокруг, особенно тяжело сказывалась на фермерах и их работниках. В городе можно и поболеть немного, но коров-то надо доить утром и вечером, болен ты или здоров. Всюду, куда я приезжал, в коровниках от стойла к стойлу, пошатываясь, переходили люди, чьи лица пылали жаром, а глаза слезились.

Отец Хелен и ее тетушка Люси тоже заболели, и оставить их без помощи было никак нельзя. Не дожидаясь, чтобы Хелен начала этот разговор первой, я тут же посоветовал ей перебраться на время к ним на ферму и взять на себя заботы по хозяйству. Без нее в квартирке под крышей сразу стало так неуютно, что я вернулся в мою прежнюю комнату рядом со спальней Тристана и снова, как в холостые дни, завтракал и обедал с братьями.

Однажды утром, когда мы сели за стол, мне вдруг почудилось, что время обратилось вспять. Вот Зигфрид наливает мне кофе, Тристан уткнулся в газету… Но тут Тристан кашлянул и сказал:

— А знаете, в этой истории с духом монаха, пожалуй, есть зерно правды! — Он отодвинул свой стул от стола, вытянул ноги поудобнее и вновь погрузился в «Дарроуби и Хоултон таймс». — Оказывается, этим занялся один историк и раскопал небезынтересные факты.

Зигфрид промолчал, но тут Тристан закурил сигарету, и глаза его брата сузились. Зигфрид уже неделю как бросил курить, и ему меньше всего хотелось любоваться на курящих — а уж тем более на Тристана, который умел извлекать тихое наслаждение из самых, казалось бы, пустяков. Губы моего партнера сжались в узкую линию, едва Тристан принялся неторопливо выбирать сигарету, и