Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Значит, этот катетер не работает? – показываю я на три пластиковые трубки, отходящие от вшитого ей в грудь, прямо под правой ключицей, пластикового устройства.
– Ага.
– Сейчас позвоню в радиологию, может, они могут мне сказать, когда у них будет время вас принять.
– Ох, спасибо.
Она отворачивается, перебрасывает ноги на другую сторону кровати и встает, принявшись что-то искать в одном из своих чемоданов. Ее «спасибо», однако, прозвучало весьма искренне.
– Пожа… – Дверь резко распахивается, и в палату заходит с несколько потерянным видом клинический ординатор Юн Сан. Я собиралась было сказать «пожалуйста», однако своим внезапным появлением он оборвал меня на полуслове.
Обернувшись, Кандас оглядела его с ног до головы своим прищуренным взглядом.
– Вы кто? – спрашивает она. И это совершенно уместный вопрос. Люди в белых халатах постоянно шныряют по палатам, зачастую не удосужившись постучаться или даже представиться. Мало кому это понравится, а Кандас, в отличие от многих других пациентов, никогда не скрывает своего недовольства.
Мне следует остаться и помочь ординатору, однако у меня нет на это времени. Слишком много других, более важных дел: позвонить в отделение интервенционной радиологии, начать предоперационную проверку Шейлы, согласовать график приема ритуксана с аптекой, еще раз написать на пейджер священнику, заглянуть к мистеру Хэмптону, чтобы узнать, проснулся ли он наконец.
Этим я и занимаюсь целый день напролет: пробегаю по мысленному списку дел, который постоянно и непредсказуемым образом обновляется.
Разумеется, у меня многое записано на бумаге, однако на протяжении всей смены медсестрам приходится пересматривать свои задачи и их срочность. Провести осмотр Кандас, как только она поступит в больницу? Это может подождать. Почаще проверять давление Шейлы – это уже очень важно.
Когда-то давно на «Улице Сезам» показывали короткий анимационный ролик, в котором мама поручает маленькой девочке купить в магазине буханку хлеба, пакет молока и пачку масла. Мама предлагает девочке составить список, однако та отмахивается – она уверена, что ничего не забудет. По дороге в магазин она без конца повторяет: «Буханку хлеба, пакет молока, пачку масла». И она ничего не забывает купить, но только благодаря тому, что дословно запомнила сказанное матерью. Так вот, в больнице я словно та самая девочка, идущая в магазин, только вот продолжается это двенадцать часов и запомнить мне нужно гораздо больше всего, а если я что-то забуду или перепутаю, то это чревато последствиями.
Зайдя в компьютер, я вижу, что бумаги для выписки Дороти готовы – после того, как я их заполню и подпишу, она может отправляться домой. Я мысленно отодвигаю Кандас вместе с доброжелательным, но при этом неловким и малопонятным ординатором на задний план со всеми остальными делами и направляюсь к сестринскому посту. Посмотрим, насколько быстро мне удастся помочь Дороти отсюда выбраться. Люди неизменно радуются, когда возвращаются домой из больницы.
Внезапно у меня начинает кружиться голова. Я смотрю на часы: без четверти два. Обычно голова у меня кружится после двух, но сегодня, кроме тех нескольких крекеров и конфет Дороти, я так ничего с утра и не поела. Головокружение пройдет, однако потом мне будут сложно даваться даже самые элементарные задачи. Я не представляю угрозы для пациентов, когда голодная – просто делаю все медленно, и чем дольше не ем, тем медлительнее становлюсь.
Мне нужно пообедать. С выпиской Дороти можно повременить еще несколько минут, и священник обычно сообщает о своем прибытии, так что я могу смело уйти с этажа, не боясь ее упустить.
Обед – больная тема для многих медсестер. Нам не платят за те тридцать минут, что якобы отводятся на обед, однако за нашими пациентами обычно некому присмотреть в это время, так что большинство из нас не делает перерыва на обед, не получая за это никакой надбавки.
Я слышала, что медсестры даже подавали групповые иски из-за того, что им не оплачивают работу в обеденные перерывы, которые мы практически никогда не используем, но, насколько я знаю, это по-прежнему является весьма распространенной практикой.
Даже когда медсестрам и предоставляется формальная возможность отмечать, что они не брали перерыв на обед, а значит, больница должна за это время заплатить, ими искусно манипулируют, чтобы они не ставили такую отметку каждый день. На первой своей работе я проработала целый год, прежде чем узнала, что мне должны оплачивать это время. Согласно трудовому праву, на обед должно отводиться полчаса полностью свободного времени, однако на моем этаже это непозволительная роскошь, так что по закону практически каждой медсестре, с которой я работаю, должны доплачивать за работу в обеденное время каждый день.
И я уже молчу о том, как физически тяжело переносить голод. Единственным источником энергии, используемым нашим мозгом, является глюкоза. Так что когда я не ем, то мой мозг оказывается лишен столь необходимой ему для нормальной работы топлива. На протяжении всей смены я хожу из палаты в палату, поднимаю пациентов, толкаю каталки, двигаю кровати, поднимаю и опускаю штативы капельниц. На все это нужна энергия. Когда я не ем, мой топливный бак пустеет – простейшая физиология.
Сразу поясню: я не строю из себя мученицу. Я бы с радостью передавала своих пациентов некой «обеденной» медсестре ровно на полчаса, чтобы спокойно поесть и хорошенько отдохнуть в середине рабочего дня. Только вот на нашем этаже нет никаких таких «обеденных» медсестер, и мне бы не хотелось брать на себя четверых дополнительных пациентов какой-то другой медсестры, а затем просить ту же самую медсестру присмотреть за моими пациентами, чтобы я могла поесть. Мне попросту не справиться с удвоенным количеством пациентов, пускай всего и на полчаса. Более того, это слишком опасно.
Сейчас, однако, состояние всех моих пациентов стабильное, а мне просто необходимо поесть. В комнате отдыха больше никого нет, так что я выключаю висящий там на стене телевизор с широким экраном. После всего этого шума и гама, что окружают меня на этаже, хочется тишины.
Достав из холодильника свой обед, я присаживаюсь и тут же чувствую, как успела за день устать. Мне хотелось бы положить на стол свои руки, опустить на них голову и закрыть глаза. Но первым делом еда. Я быстро съедаю свой сэндвич с индейкой, стараясь не забывать тщательно жевать и глубоко дышать между укусами. Я запиваю сэндвич водой со льдом, которую потягиваю через соломинку.
Проглотить. Выпить. Вдохнуть. Укусить. Пережевать. Вдохнуть. Проглотить.
Я начинаю чувствовать, как поднимается уровень сахара у меня в крови. Туман в голове рассеивается, и я несколько раз моргаю. Что может быть лучше, чем еда, когда ты голоден?
Раздается стук в дверь, и голову просовывает Майя, санитарка.
– Слушай, я знаю, что у тебя обед.
– Нет, ничего. – Жестом я показываю на пустой полиэтиленовый пакет и крошки на столе. – Я уже поела.