И еще кое-что, о чем я в последнее время размышляю. Прозвучит грубо, прости. Ты говорила, что всегда будешь моей подругой, но ведь это не так, верно? Только недавно это понял. Моя жизнь тебя совершенно не интересует.

Не хочу показаться жестоким, В., однако факт: ты звонишь мне, только если я позвоню первым. Ты заметила? Если я наберу тебя и оставлю сообщение, ты перезвонишь, но ты никогда не звонишь первая.

По-моему, В., друзья так не поступают. Я все время к тебе прихожу. А ты все время говоришь, что ты моя подруга, но никогда не приходишь. Наверное, я должен перестать слушать твои слова, В., и обратить внимание на поступки. Мой друг Кларк считает, я слишком многого хочу от дружбы, но я думаю, что он не прав.

Береги себя, В. Скучаю.

А.

В., с тех пор как я отправил последнее письмо, уже прошли года (десятилетия?), и все же я часто о тебе думаю. Был рад встретиться на Рождество. Не знал, что мать собиралась пригласить гостей на праздник. Впрочем, она всегда кого-нибудь приглашает, когда я на острове, наверное, чтобы похвастаться мной, хотя, будь ее воля, я никуда бы не уехал, а сейчас сидел бы за рулем отцовской снегоуборочной машины. Мне было неловко вдруг оказаться с тобой в одной комнате, но так замечательно снова тебя увидеть и немного пообщаться спустя столько времени. Четверо детей! Невероятно.

Я уже много лет никому не писал писем и, признаться, утратил навыки. Однако у меня появились новости, еще какие, и я хотел, чтобы ты узнала первой. Я женюсь. Совершенно внезапно. Я ничего не сказал на Рождество, ведь еще сам не был уверен, однако сейчас решение кажется идеально верным. Ее зовут Миранда, и вообще-то она тоже с острова, хотя познакомились мы в Торонто. Она художница и рисует странные, но красивые комиксы. В следующем месяце она переедет со мной в Лос-Анджелес.

Когда мы успели постареть, В.? Помню, как мы с тобой строили замки в лесу, нам было по пять лет. Мы можем вновь стать друзьями? Я ужасно по тебе скучаю.

А.

Дорогая В., все очень странно. Ощущение, будто жизнь стала напоминать кино. Будто я потерян в пространстве. Не пересказать словами. Иногда вдруг ловлю себя на мысли: как я здесь оказался, как попал в эту жизнь? Невероятно, если оглянуться на череду всех событий. Я знаю десятки более талантливых актеров, которые ничего не добились.

Я встретил кое-кого и влюбился. Элизабет. Такая грациозная, красивая и, что куда важнее, – такая светлая. Именно этого мне и не хватало. В свободное от съемок время она изучает историю искусств. Знаю, что все неоднозначно. Кажется, Кларк в курсе. Устроил вчера званый ужин (было столько неловкостей, опрометчивый поступок, но это долгая история) и в какой-то момент увидел взгляд К., словно я его разочаровал. Я вдруг понял, что он имеет полное право на это чувство. Я сам в себе разочарован. Не знаю, В., кругом такая путаница.

Твой А.

Дорогая В., вчера на ужин пришел Кларк, впервые за полгода. Я переживал, частично потому, что уже не считаю его таким интересным, как в девятнадцать лет (да, грубо с моей стороны, но можем ведь мы честно говорить о том, как люди меняются?), а частично потому, что во время его прошлого визита я еще был женат на Миранде. Но Элизабет приготовила жареного цыпленка и отлично изобразила домохозяйку пятидесятых годов, так что, думаю, К. был впечатлен. Элизабет весь вечер улыбалась, вела себя очаровательно и так далее. В кои-то веки не напилась.

Помнишь учителя английского в нашей старшей школе, помешанного на Йейтсе? Как эта страстная любовь зацепила и тебя, и ты повесила на стену в комнате цитату, о которой я в последнее время часто думаю: «Любовь подобна львиному клыку»?

Твой А.

26

– Пожалуйста, скажи, что это шутка, – произнес Кларк, когда Элизабет позвонила с рассказом о книге.

Элизабет не шутила. Она еще не видела саму книгу – ее издадут лишь через неделю, – но узнала из надежного источника, что они оба там упоминаются. Элизабет была в ярости. Она хотела подать в суд, однако не понимала на кого. На издателя? На В.? Ей хотелось, конечно, засудить Артура, но он тоже явно ничего не подозревал.

– Что он о нас говорит? – спросил Кларк.

– Понятия не имею, – ответила Элизабет. – Очевидно, подробно описывает свои браки и дружеские отношения. Мой друг даже использовал слово «расточительно».

– Расточительно? – повторил Кларк. – Так можно сказать о чем угодно.

Правда, вряд ли о чем-то хорошем, решил он про себя. Никого не назовут расточительно добрым.

– Видимо, ему нравилось описывать людей из своего окружения. По крайней мере ему хватило такта изобразить огорчение, когда я позвонила.

Из трубки донеслось потрескивание.

– Дорогая Бэ? – Кларк записывал название.

До пандемии оставалось три недели. Люди еще могли позволить себе невероятную роскошь беспокоиться о какой-то книге с письмами.

– Вэ. Это его подруга, Виктория.

– Бывшая подруга, надо полагать. Позвоню ему завтра, – сказал Кларк.

– Он просто начнет нести бессвязную чушь, увиливать и темнить, – проговорила Элизабет. – А может, он только со мной так беседует. Тебе никогда не казалось, что во время разговора он отыгрывает роль?

– Мне пора бежать.

– Я через несколько дней буду в Нью-Йорке. Давай встретимся и обсудим.

– Хорошо. – Кларк уже много лет не видел Элизабет. – Пусть твой помощник поговорит с моим шефом, как-нибудь разберемся.

Он положил трубку, но все мысли продолжали вертеться вокруг «Дорогой В.». Кларк покинул офис, избегая взглядов коллег, – вдруг кто-то из них уже прочитал книгу? – и вышел на 23-ю улицу. Ему хотелось немедленно раздобыть экземпляр – несомненно среди его знакомых есть кто-то, кому это удастся, – однако до встречи оставалось совсем мало времени. Кларк должен был провести опросы по методу 360 градусов для консалтинговой фирмы, расположенной около Центрального вокзала.

За последние несколько лет оценивание персонала стало его основным занятием. В центре всего находился сотрудник, чью работу компания-заказчик надеялась улучшить. Такого сотрудника без всякой иронии называли целью. Сегодня у Кларка было несколько целей: продажник, который зарабатывал для компании миллионы, но орал на подчиненных, блестящая женщина-адвокат, которая засиживалась до трех утра, но все равно не успевала в срок, и специалист по связам с общественностью, чье мастерство в общении с клиентами могло сравниться лишь с его полнейшей неспособностью организовать персонал. Для каждого оценивания Кларк опрашивал примерно дюжину человек, которые работали непосредственно с целью, затем демонстрировал цели нескольких отчетов, состоящих из анонимных мнений, – сперва шли положительные комментарии, чтобы смягчить удар, – а затем финальная стадия, несколько месяцев занятий.

На 23-й улице было малолюдно – толпы еще не вышли на обед, но Кларк все время застревал из-за айфоновых зомби – молодежи, что брела, словно во сне, не сводя глаз с экранов своих телефонов. Кларк нарочно толкнул пару таких прохожих, шагая быстрее обычного. Хотелось врезать кулаком в стену, или рвануть вперед на полной скорости, или броситься на танцпол, чего он уже двадцать лет не делал. Кларк чуть было не влетел в девушку, которая резко остановилась перед ступеньками в метро, и одарил ее недовольным взглядом – девушка ничего не заметила, поглощенная чем-то на экране, зато успел шагнуть в вагон за мгновение до закрытия дверей. Первая маленькая радость за день. Всю дорогу до Центрального вокзала Кларк изводил себя мыслями. Там он поднялся по лестнице, по две ступеньки за раз, миновал пропахший разнообразными специями Центральный рынок и направился к Грейбар-билдинг.