– Простите за опоздание, – извинился Кларк перед опрашиваемой.

Она пожала плечами и кивнула на стул для посетителей.

– Если вы думаете, что две минуты – это опоздание, мы вряд ли поладим.

Техасский акцент?.. Далии было около сорока лет, она носила резко очерченную стрижку и очки в красной оправе в тон цвету помады.

Кларк привычно представился и начал объяснять, как проходит опрос: ее начальник является целью; участвовать будут пятнадцать человек; все анонимно; отзывы распределят для отчетов по подчиненным, равным коллегам и вышестоящим (в каждой группе минимум трое) и так далее. Кларк слышал свой голос будто со стороны и с удовольствием отметил, что говорит уверенно.

– То есть весь смысл, – произнесла Далия, – если я правильно понимаю, в том, чтобы изменить моего босса?

– Точнее, выявить потенциально слабые области, – ответил Кларк и снова подумал о «Дорогой В.». Разве неосторожность – не синоним слабости?..

– Изменить его, – настаивала Далия с улыбкой.

– Думаю, можно сказать и так.

Далия кивнула:

– Я не верю, что человек способен совершенствоваться.

– Неужели? – отозвался Кларк. У него промелькнула мысль, что Далия немного старовата для того, чтобы разговаривать, как выпускница факультета философии. – А как насчет способности исправиться?

– Не знаю.

Далия откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди, и задумалась. Ее голос звучал беспечно, однако Кларк видел, что она отнюдь не легкомысленна. Он вспомнил несколько комментариев коллег о ней во время предыдущих интервью, когда он спрашивал о командной работе. Кто-то назвал Далию немного непохожей на других. Кто-то упомянул напряженность.

– Вы сказали, что уже долго занимаетесь подобным?

– Двадцать один год.

– И люди, с которыми вы работаете, действительно меняются?

Кларк поколебался.

– Они ведут себя по-другому, – произнес он. – Часто люди понятия не имеют, что окружающие видят в них некоторые недостатки, но потом, увидев отчеты…

Далия опять кивнула:

– То есть вы различаете изменение человека и изменение поведения.

– Конечно.

– Дело вот в чем. Уверена, у вас получится натаскать Дэна, и он, возможно, продемонстрирует отменные результаты, исправит некоторые недостатки. Но все равно останется безрадостной скотиной.

– Безрадостной…

– Нет, стойте, не записывайте. Я скажу иначе. Даже если он немного изменится, он все равно останется успешным, но несчастным человеком, который работает до девяти вечера, потому что у него ужасный брак и он не хочет домой. Не спрашивайте, откуда я знаю, все знают, ужасный брак не скроешь, это как дурной запах изо рта. Только подойдешь к человеку, и уже все ясно. Видите ли, я говорю о человеке, который жалеет, что не может как-то изменить свою жизнь, даже не как-то, а почти полностью… это уже перебор?

– Нет. Прошу, продолжайте.

– Хорошо. Я люблю свою работу и говорю так не потому, что босс увидит мои комментарии. Кстати, не верю, что он не поймет, кому какие слова принадлежат. Короче, я иногда оглядываюсь вокруг и думаю, что корпоративный мир полон призраков. И не только. Мои родители из сферы науки, так что я и этот фильм ужасов смотрю в первом ряду, там происходит то же самое. То есть будет правильнее сказать, что призраков полон весь мир взрослых людей.

– Простите, я не очень…

– Я говорю о тех, кто вынужден жить не так, как им хочется, поэтому они расстроены. Понимаете? Они делают то, что от них ожидают. Они хотели бы заняться чем-то другим, но это невозможно – кредиты, дети, да что угодно, они в ловушке. Дэн как раз из таких людей.

– То есть вы думаете, что он не любит свою работу.

– Именно, – подтвердила Далия, – однако вряд ли сам это осознает. Вы, наверное, постоянно таких видите. По сути, он высокофункциональный лунатик.

Что такого было в ее фразе, отчего Кларку захотелось плакать? Он покивал, стараясь записать как можно больше информации.

– Как полагаете, он сознает, что несчастлив?

– Нет. На мой взгляд, ему подобные думают, что работа должна быть тяжелой и скучной, с редкими мгновениями радости. Под радостями я имею в виду скорее какое-нибудь отвлечение. Понимаете?

– Нет, поясните, пожалуйста.

– Хорошо. Допустим, вы заходите в комнату отдыха, а там пара таких же, как вы. Например, кто-то рассказывает смешную историю, вы смеетесь, чувствуете себя частью общества, где все такие веселые, и возвращаетесь на рабочее место с ощущением… не знаю, наверное, с остатком этого приятного воспоминания. А потом к четырем или пяти часам день снова становится самым обычным. Вы ждете конца работы, а потом выходных, а потом двух-трех ежегодных недель оплачиваемого отпуска, день за днем, вот так и проходит вся жизнь.

– Ясно, – произнес Кларк.

Его охватила необъяснимая тоска. Вчера он зашел в комнату отдыха и несколько минут, смеясь, слушал, как коллега пересказывал фрагмент из программы «Дейли шоу».

– И вот это они называют жизнью, счастьем. Такие, как Дэн, похожи на лунатиков, и ничто не способно их пробудить.

Кларк завершил собеседование, пожал Далии руку, а потом пересек сводчатый вестибюль Грейбар-билдинг и вышел на Лексингтон-авеню. Было холодно, но Кларк стремился наружу, подальше от людей. Он свернул на относительно тихую Секонд-авеню, выбрав долгий окольный путь.

Кларк думал о книге, о словах Далии про лунатиков, и ему в голову пришла странная мысль: замечал ли Артур, что Кларк превратился в такого лунатика? Будет ли это в его письмах к В.? Потому что Кларк вдруг осознал, что уже какое-то время полусонно плывет по течению жизни. Пусть он и не особо несчастен, но когда работа в последний раз приносила ему удовольствие? Когда что-то приятно удивляло? Когда он чувствовал трепет или прилив вдохновения? Вдруг захотелось как-то разыскать тех людей с айфонами и извиниться – простите, я понял, что тоже не живу в этом мире, я не имел права вас судить. А еще захотелось обзвонить все цели всех опросов и тоже попросить прощения. Ведь это ужасно – появиться на страницах чьего-то отчета. Теперь ясно. Быть целью – отвратительно.

27

Однажды на Земле было краткое время – совершенно невероятное, если вспоминать теперь – или даже миг во всей истории человечества, мгновение ока, когда можно было зарабатывать на жизнь тем, что ты фотографировал известных людей или задавал им вопросы. За семь лет до конца света Дживан Чоудхари договорился об интервью с Артуром Линдером.

Дживан работал папарацци и вполне сносно жил на вырученные деньги, однако до смерти устал преследовать знаменитостей и сидеть в засаде в припаркованной машине. Поэтому он пытался стать журналистом для развлекательного журнала. Это занятие тоже казалось ему скользким, но не настолько, как нынешняя профессия.