С завтрашнего дня у меня каникулы!

Вечером мы с мамой выпили кофе и немного поболтали. О чём мы болтали? О нашем учителе живописи.

— Соко, смотри, будь осторожна! — сказала мама, пришивая оторвавшуюся пуговицу к моей школьной блузке. — Мужчины-учителя обычно умеют очень красиво говорить.

Мама считает, что слово очень опасная вещь. Она говорит, что если слово заденет душу — тот уголок души, который ничто и никто ещё ни задевал, — это может обернуться для человека настоящей катастрофой. Мне трудно разобраться в её мыслях. Но мне кажется, что учитель говорит всё очень понятно, и его слова доходят до моей души. И голос у него очень приятный! В этой четверти у меня «отлично» по живописи. Другой оценки просто не могло и быть.

— Всё, дочка, блузка готова — забирай!

Я положила блузку, которую отдала мне мама, в мешок для стирки.

— Момои тоже умел красиво говорить? — спросила я маму.

— Глупый вопрос, — ответила она. — Его слова проникали в мою душу, как дождь сквозь одежду.

Как дождь…

— Он был очень одинок, — добавила мама. Она слегка улыбнулась. Когда она вспоминает Момои, выражение лица у неё становится очень добрым. Кажется, она немного скучает по тем временам.

— А папа как разговаривал? — поинтересовалась я. Мама приподняла брови, как будто её спросили о чём-то неожиданном. Потом, немного подумав, сказала:

— Нам с Ним не нужно было никаких слов… — Она медленно взяла сигарету и закурила. — Слова нам были совершенно не нужны.

Её взгляд застыл на стене. Она была здесь, со мной, но казалось, что она сейчас находится совсем в другом месте. Если речь заходит о папе, мама часто становится такой.

Моя мама, которую часто принимают за мою старшую сестру. Я вздохнула.

Потом мы с ней по очереди приняли ванну, обе намазались маминым лосьоном для тела из круглого светло-розового флакона, пожелали друг другу спокойной ночи и уснули.

•

В суете незаметно промелькнул август. Работа в «Хару», уроки музыки, поездка в лагерь, летняя школа по плаванию… Москитная сетчатая дверь соскочила с петель, и мы вызывали мастера, чтобы он её починил.

— Вот в какие моменты в доме нужен мужчина! — сказала Соко довольно нахальным голосом. Меня это даже рассмешило. Потом я рассказала, как бывает на самом деле:

— Учти, не каждый мужчина может починить слетевшую с петель дверь!

Например, Момои в таких ситуациях ничего не мог сделать. Ни достать тугую пробку из бутылки, ни донести тяжёлую сумку, ни разрезать и сложить коробку из картона.

Я продолжала:

— Так что перестань думать, что в жизни на мужчин можно положиться!

— Странно слышать это от тебя, — возразила Соко. По её лицу было видно, что у неё испортилось настроение.

Надо же! На самом деле всё так, как она сказала… Я даже улыбнулась. Она была права.

Дни плавно текут, сменяя друг друга, а я всё ещё продолжаю Его ждать!

— Я вернусь, верь мне, — сказал тогда Он и, ни секунды не сомневаясь, добавил: — Я обязательно тебя разыщу! Где бы ты ни была. Сейчас нам нужно ненадолго расстаться, но, где бы мы ни были, мы всегда будем вместе! Я обязательно вернусь. Очень скоро!

Очень скоро…

Это было в сентябре. Мы стояли в парке рядом с его магазином. В парке пахло листвой, был очень душный вечер…

Как много лет прошло с тех пор!

В начале осени на городском конкурсе натюрмортов Соко получила серебряную медаль.

— Вырастешь — будешь художником! — сказала я, но Соко наотрез отказалась. Говорит, что в будущем хочет стать или переводчиком-синхронистом, или ветеринаром.

•

— Ты опять это смотришь? — спросил учитель. На пятнадцатиминутной перемене, между вторым и третьим уроком, я сидела в кабинете живописи.

— Тебе нравится этот альбом с репродукциями? — спросил учитель.

— Да, он такой красивый, — ответила я.

— Этот художник жил примерно сто лет назад. У него много хороших картин с натурщицами и натюрмортами. А вот пейзажи, пожалуй, не впечатляют, хотя их у него тоже много, — сказал он.

Сегодня на учителе свободный коричневый свитер и джинсы.

— Посмотрите, на этой картине за окном и за дверью немного виден пейзаж… — сказала я.

Учитель засмеялся. В этот момент прозвенел звонок, предупреждающий о скором начале урока, и мне ничего не оставалось делать, как закрыть книгу.

— А вот ещё одна… — начал учитель.

— Какая?

Он взял альбом в руки и открыл ту страницу, на которой была репродукция картины THE TABLE.

— Девочка на этой картине немного похожа на тебя, Нодзима.

На картине был нарисован большой белый стол. В глубине за столом сидела девочка. Мне вдруг стало так приятно!

После уроков я посидела с Ёрико в «Макдональдсе» и вернулась домой.

— Савада-сэнсэй?[36]Учитель живописи? — переспросила Ёрико, оторвавшись от соломинки, через которую пила колу. Она явно не понимала, что тут может быть интересного. — Тебе он не кажется каким-то хиленьким?

Она сегодня без настроения. Причина кроется, видимо, в результатах теста на проверку интеллектуальных способностей. У Ёрико оказались далеко не лучшие результаты. Это тестирование обычно проводят осенью перед переводом в выпускной класс, и оно существенно сказывается на дальнейшей учёбе.

Я посмотрела в окно и увидела, как мимо проехал автобус. Этот странный автобус я иногда вижу на дорогах нашего городка. Он идёт до Камакуры[37]. Автобус весь ярко разрисован. Когда я смотрю на этот автобус, мне в голову приходит мысль о побеге. Всё из-за этого дурацкого автобуса. Мама говорит, что в средней школе она несколько раз убегала из дома. Одна. Говорит, что большей ей ничего не оставалось делать…

— Ты мне лучше скажи, — Ёрико взяла тонкую длинную картошку фри и, откусив, сменила тему разговора, — твоя мама не собирается замуж во второй раз?

— Нет, — ответила я и допила колу. В стакане, сразу ставшем мягким, перекатывались кусочки льда.

— A-а, странно, она такая симпатичная. Наверное, не притягивает мужчин…

«Не притягивает мужчин!»

Вечером, придя домой, я рассказала всё маме. Мама сделала нарочито удивлённое лицо: