– Где?

– В одной из стран ближнего зарубежья. Кстати, наш крупный знакомый по-прежнему с тобой?

– Предположим.

– Ему тоже работы хватит…

Пауза. Потом:

– Мы подумаем над твоим предложением. Телефон этот же?

– Да, этот.

– Если что, я выйду на связь.

– Только не затягивай. Не так уж и много времени в запасе.

– Хорошо. – И – короткие гудки отбоя.

Геннадий Алексеевич Плюснин был вполне доволен тем, как складывалась его карьера. Ему еще не было и тридцати, а он успел получить приличное образование, закрепиться в столице. И добиться поста референта у самого Виктора Георгиевича Малышева. Правда, звание референта не означало особой близости к персоне промышленника. У него этих референтов был чуть ли не десяток. Но тем не менее…

Вызов на беседу к руководителю вызвал у Гены некоторое удивление. Скорее не сам вызов, а то место, где происходила эта беседа. Малышев, дождавшись появления референта в своем кабинете и выслушав приветствия, молча встал из-за стола и жестом поманил Плюснина за собой.

Они прошли в курилку, расположенную этажом ниже того, где был кабинет Самого – так называли Виктора Георгиевича в концерне. Младший персонал, испуганный появлением «небожителя», воробьиной стайкой порхнул в стороны.

Оставшись вдвоем с референтом, Малышев, без лишних предисловий, сразу перешел к делу:

– Геннадий, насколько тебя устраивает твое сегодняшнее положение в концерне?

Мысли заметались в голове у Гены. Скажи: «Не устраивает» и тебе могут ответить: «Тогда свободен вообще». Скажи: «Устраивает», – и ответ может прозвучать просто: «Ну, тогда иди, работай».

Однако что-то подсказывало юному референту, что вопрос этот был задан не просто так, что у него появился шанс самым кардинальным образом изменить свою жизнь. Главное сейчас – этот шанс не упустить.

– Знаете, я, конечно, всем доволен… – не особенно уверенно начал Гена. – Но… Понимаете…

– Давай быстрее, – поторопил его Малышев, подозрительно поглядывая по сторонам.

– Плох тот солдат, который не хочет стать генералом, – бухнул Плюснин.

– То есть ты – хочешь? – уточнил Виктор Георгиевич.

– Хочу, – признался Гена.

– Тогда слушай меня… – В течение нескольких минут Малышев объяснял референту, что от того потребуется. Закончив, спросил: – Ты меня понял?

– Да, – ответил Плюснин.

– Способен с этим справиться?

– Да, – повторил референт.

– Если справишься – получишь место в совете директоров…

Плюснину показалось, что он ослышался. Совершить такой качественный скачок… Да он и мечтать о таком не мог!

– Но есть одно условие… – продолжал Виктор Георгиевич. – О нашем разговоре знают только двое – ты и я. Если пройдет утечка информации, я буду точно знать, что она прошла по твоей вине. И тогда… Я сделаю все, чтобы ты в полной мере прочувствовал свою ничтожность и никчемность в этой жизни. Тебе все понятно?

– Да, – в третий раз повторил Плюснин.

– Тогда можешь приступать. Обо всем постоянно держать меня в курсе. Только меня.

Резко развернувшись, Малышев направился в сторону своего кабинета, оставив Гену в курилке. Кстати, в тот момент референт пожалел о том, что не курит. Ему сейчас было необходимо собраться с мыслями.

Кто-то из офисных служащих – полностью поглощенный собственными мыслями Плюснин даже не понял, кто именно, – подошел к урне-пепельнице и закурил. Гена уже собирался попросить у курильщика сигарету, как откуда-то из-за угла коридора вывернул директор департамента безопасности концерна Андрей Михайлович Старостин. Остановился возле курильщика, зыркнул на него исподлобья – того в одну секунду как ветром сдуло. Просто испарился.

Гена тоже хотел было уйти, однако Старостин произнес негромким бесцветным голосом:

– А вас, Плюснин, я попрошу остаться…

Почему-то эта фраза «безопасника» взбесила референта. Ишь, нашелся Мюллер хренов! Однако он ничего не сказал – остался, как ему и было сказано. И даже спросил очень вежливо:

– Что вы хотели, Андрей Михайлович?

Старостин, так же, как недавно сам Малышев, огляделся по сторонам и, убедившись, что никто их не слышит, негромко заговорил:

– Я хочу знать, о чем вы беседовали с Виктором Георгиевичем.

«О как! – подумал Гена. – Ведь прошло минут десять от силы, а уже «настучали»! Лихо тут у нас все происходит!»

– Так я жду ответа, – довольно жестким тоном напомнил о себе Старостин.

– А почему вы это спрашиваете у меня? – Гена, впервые за все время, что работал в центральном офисе концерна, прямо взглянул в глаза «безопасника».

– Интересно! – набычился тот. – А у кого я, по-вашему, должен спрашивать?

– Да хотя бы у самого Виктора Георгиевича.

Такой дерзости Старостин от него никак не ожидал. Он даже отступил на шаг. Постоял, посмотрел, не в силах скрыть собственного удивления, и зловеще произнес:

– Вот, значит, как?

– Вот так! – развел руками Гена, делая самое честное лицо.

Разумеется, он боялся «безопасника». Но после разговора с Малышевым этот страх потихонечку сходил на нет.

– Значит, вы мне ничего не скажете? – выдержав паузу, проговорил Старостин.

– Спросите у самого Виктора Георгиевича, – уже увереннее посоветовал «безопаснику» Плюснин.

Тот постоял, посопел немного – только что пар из ноздрей не пускал, и прошипел змеей:

– Ну, смотри, пацан! Как бы тебе об этом разговоре пожалеть не пришлось… – И, резко развернувшись, направился вдоль коридора.

– …Оба объекта будут атакованы одновременно. Двумя группами. Выдвигаться начнут вот так… – Остро заточенный карандаш скользнул по карте, оставив тонкую извилистую линию, – …и так.

Над столом – обычным, обеденным, вот только вместо скатерти покрытым армейской топографической картой – склонились двое. Один, тот самый, в чьих пальцах был карандаш, европеец. Чуть выше среднего роста, худощавый. Но в то же время и худым его назвать было нельзя. Наверное, наиболее уместно сравнить его с изящным, но при этом смертельно опасным боевым луком. Это впечатление изрядно усиливал холодный взгляд то ли серых, то ли голубых глаз. А в остальном… Ничем не примечательный человек. Поношенный камуфляж, короткий ежик темно-русых волос, небольшая, аккуратно подстриженная шкиперская бородка… Такого на улице встретишь – и не обратишь внимания. Один из многих тысяч, составляющих население земного шара.

Надо признать, что его собеседник выглядел намного ярче и колоритнее. Во-первых, ярко выраженный кавказский тип со всеми присущими этим людям излишествами в виде большого и горбатого носа, буйной черной кучерявостью на голове, ухоженными усами-стрелами. И, разумеется, с черными влажными глазами, на обжигающие взгляды которых так падки простодушные россиянки. Кроме того, кавказец был почти на голову выше европейца. Широченные плечи, шея-пирамида, отсутствие живота – все указывало на то, что этот человек следит за собой и поддерживает свое тело в хорошей физической форме.