Вадим стал рыться в интернете, разыскивая информацию об истории зеркал.

Стеклянные зеркала научились изготавливать еще в XII веке. Они были очень дорогие, процесс их изготовления — весьма трудоемким, и они сильно отличались от современных, их поверхность была вогнутой, так как выдувался стеклянный шар, в который вливалось расплавленное олово для получения отражающей поверхности. Когда заготовка остывала, шар разбивали и разбирали на небольшие зеркальца. Хитроумные венецианцы купили патент на изготовление зеркал у фламандцев и на полтора столетия стали монополистами на этом рынке. Они добавляли в отражающий слой золото, бронзу, улучшая таким образом качество зеркал, а затем и ртуть — для удешевления производства, но не снижения их стоимости. Зеркала в ту пору украшали драгоценными камнями, и стоили они баснословно дорого, поэтому были доступны лишь богачам. По свидетельству французского министра финансов Кольбера, венецианское зеркало размером 115 на 65 сантиметров в серебряной оправе стоило 68 тысяч ливров, в то время как картина Рафаэля такого же формата — всего 3 тысячи! Вышеуказанный министр посчитал, что мода на зеркала может привести к разорению Франции.

В Венеции производство зеркал было сосредоточено на острове Мурано, где мастера образовали закрытую касту, в которую могли войти только избранные. Дороговизна зеркал и всяческие причуды короля Франции подтолкнули предприимчивого министра финансов месье Кольбера на авантюру и экономический шпионаж — он подкупил четырех муранских мастеров и тайно вывез их с острова вместе с семьями. Венецианцы вскоре сделали ответный ход — двое из этих мастеров были отравлены, а остальные были так напуганы, что вернулись на остров. Однако секрет изготовления зеркал был уже широко известен, и их стоимость стала стремительно падать, что сделало их доступными всем слоям населения. Когда производство зеркал стало обычным ремеслом, а не каким-то таинством, ряд мастеров, чтобы привлечь интерес к своей продукции, приобщились к магии и образовали закрытое тайное общество. Они как бы случайно допустили утечку информации, будто бы их зеркала обладают, ко всему прочему, удивительными свойствами. Это вызвало живой интерес у инквизиции, и хотя публичные казни уже ушли в прошлое, несколько мастеров, членов этого тайного общества, все же окончили свой жизненный путь на костре, перед этим сознавшись в сношениях с демонами, которых они вызывали из преисподней с помощью своих «удивительных» зеркал.

Знаменитый маг и авантюрист, называвший себя графом Калиостро, проделывал трюки с помощью зеркал, в том числе вызывал духов умерших, позволял общаться с ними живым. Уже после его смерти однажды в солнечный день в церкви, где хранились реквизированные инквизицией зеркала Калиостро, вдруг заплясали по стенам тени, в которых верующие сразу опознали чертей. Расследование показало, что виной тому медные зеркала — на них обнаружилась тончайшая гравировка, невидимая невооруженным глазом, и когда на них упал солнечный свет, эти изображения стали проецироваться на стены. Этот же принцип использовали китайцы при изготовлении своих бронзовых «волшебных» зеркал за много столетий до нашей эры.

От всей этой информации у Вадима разболелась голова, и он отправился спать.

Как и в прошлый приезд Вадима в Житомир, моросил мелкий дождь.

«Что может быть лучше плохой погоды» — Вадиму вспомнилось название шпионского романа в крайне потрепанной обложке, взятого в школьные годы в библиотеке. Он ему очень понравился, но сейчас Вадим ничего не помнил — ни его сюжета, ни имен главных героев[28]. «Все же хорошая погода мне больше по душе!» — отметил он мысленно.

Раздался звонок-мелодия его мобильного, и на экране появилось имя звонившего.

— Здравствуйте, Владислава Никитична! Как ваше здоровье? — затараторил Вадим.

— Вадик, ты меня совсем забыл, зачем тебе знать о моем здоровье? — Голос был звонким, хотя принадлежал семидесятичетырехлетней женщине — близкой подруге его мамы.  — Не звонишь, ничего не рассказываешь о себе.

— Владислава Никитична, мотаюсь по командировкам, вот и сейчас нахожусь в Житомире. Обещаю, как только вернусь в Киев, обязательно навещу вас.

— Хотелось бы в это верить,  — вздохнула женщина.  — Судя по всему, сейчас ты занят.

— К сожалению, Владислава Никитична.

— Не буду тебя отрывать от дел. Надеюсь, что вспомнишь о своем обещании, когда вернешься. Приходи на чай, у меня есть твое любимое ореховое варенье.

— Обязательно, Владислава Никитична.

На проходной тюрьмы дежурили другие контролеры, и началось все заново — звонок руководству, ожидание капитана Антонова, сдача мобильного телефона, проверка паспорта, осмотр футляра фотоаппарата.

— Сегодня вы поздновато.  — Капитан глянул на часы.  — Лучше бы вы пришли с утра.

— К сожалению, задержали неотложные дела,  — посетовал Вадим, хотя на самом деле просто спал допоздна, а потом долго собирался в дорогу.  — Сейчас только два часа дня, до пяти закончу.

Капитан недовольно скривился, но кивнул в знак согласия. Следуя за капитаном, Вадим шел по многочисленным коридорам, переходам, проходил через решетчатые двери. К своему удивлению, он ощущал себя здесь так, как будто все это было ему хорошо знакомо, хотя был тут всего второй раз. Так оно и есть — в одном месте и после множества его посещений все остается непривычным, а в другом — наоборот, все с первого раза кажется знакомым. Вот только место это — тюрьма!

— Готовы? — нетерпеливо спросил капитан, поглядывая на наручные часы, так как Вадим неторопливо готовился к съемке.

У капитана был такой вид, будто его оторвали от важных дел и остается он здесь только потому, что так распорядилось руководство.

— Еще пара минут — и все.  — Вадим в очередной раз посмотрел через объектив на пустой стул. Свет выставлен нормально, впрочем, левый софит можно чуть повернуть.  — Вы уже можете приглашать.

— Приведу к вам первого минут через десять. Надеюсь, к тому времени вы будете готовы.

— В моем списке он шестой — Валентин Луженков. Верно?

— Для меня он просто ЗеКа.  — Кивнув, капитан вышел из помещения.

«Сегодня капитан какой-то взбудораженный, нервный. Видимо, что-то пошло не так»,  — подумал Вадим. Собственно, ни настроение капитана, ни что-либо еще, связанное с ним, его не волновало.

Заключенный Луженков был среднего роста, с незапоминающейся серой внешностью. На вид ему было лет пятьдесят, тогда как в краткой характеристике значилось, что ему сорок три года.

— Вы знаете, почему я согласился фотографироваться?

— Не знаю.

— Хочу пообщаться с нормальным человеком. Вам интересно послушать мою историю?