Стража успела!!!

Окрестности замка Волчьи Врата,

тренировочный лагерь новобранцев

Рузар Вольга, салага пикинерской баталии

– Коли! Разом!

Натужно хрипя, первая шеренга латных копьеносцев, практически сварившихся в броне на солнцепеке, с силой выбрасывают вперед зажатые в руках древки тренировочных пик. Но уколоть одновременно, разом, у них так и не получилось. Эх…

– Еще! Разом!

И вновь натужный хрип бойцов первой шеренги, и вновь сильный колющий выпад, и вновь вразнобой. Десятник Ург в ярости кривит лицо:

– Вы! Криворукие дети выдр!! Вы – смертники!!! Вы первый ряд – и латы на вашей груди не делают вас неуязвимыми, они лишь последний ваш шанс в бою! А главная ваша защита – это пика в руках! Бить надо разом, колоть всем одновременно, так, чтобы враг не прорвался! Понятно?

Первый ряд отзывается глухим ропотом.

– Так, теперь алебардщики! Готовьсь!

С трудом сглатываю слюну, горло пересохло, словно степной арык в жаркое лето.

– Руби!!!

Стараясь изо всех сил, легко замахиваюсь – и наношу тяжелый удар сверху вниз. В нижней точке удара еле удерживаю топорище на уровне, где должны оказаться головы врагов, прорывающихся к первой шеренге.

– Еще раз!

Замах – удар – остановка.

– Еще!

Замах – удар – остановка.

– Сойдет. Четверть часа отдых. Разойдись!

С трудом доковыляв до поваленного дерева, с тяжелым стоном умостился на отполированном нашими задницами стволе.

– Эй, бойчины! Заслужили. По кругу!

Кремень, матерый боец и старший в нашей четверке воин, единственный, кто уже дрался с лехами, в любую свободную минуту на совесть обучает нас владеть алебардой. Сегодня его усилия дали неплохой результат, раз уж десятник Ург остался удовлетворен нашими ударами, так что довольный старшой протягивает салагам бурдюк с теплой, чуть отдающей плесенью водой. Самое прекрасное пойло из всех, что я когда-либо пробовал в жизни!

Жадно присосавшись к бурдюку, на мгновение вспоминаю вкус домашнего меда, коим щедро поили новобранцев в наш последний день в деревне.

– Налетай, молодежь! Бери сколько хошь, для вас не жалко!

Вацлав, дородный краснолицый староста с редкими поседевшими волосами и куцей, также седой бородкой, лично вытащил на торжище бочонок недурного хмельного меда. Его серые поросячьи глазки светятся торжеством – сегодня известный скряга расщедрился как никогда в жизни. И староста наверняка планирует в ближайшие пару лет кичиться этой щедростью перед селянами. Н-да, а то, что собственных сыновей он спрятал от королевских вербовщиков на охотничьей заимке, Вацлав небось никогда и не вспомнит.

Да и ляд с ним. Медок-то действительно вкусный!

– Танцуй, братцы, пляши! Сегодня последний день красуем!

Войтек, красивый и ладный парень с крепкими, мускулистыми руками и открытым, смелым взглядом пронзительных синих глаз, выскочил в центр круга с большой кружкой меда и тут же бросился вприсядку. Ловкий от природы, Войтек хорошо пляшет и никогда ничего не стесняется, видно, поэтому к нему все девки и липнут.

Ну не все, конечно… Вот Мила, например, стройная девушка с редкой для деревенских молочной кожей, зелеными глазами и огненно-рыжими волосами, что ниспадают до самого пояса… Настоящая красавица, по которой сохнут все деревенские парни. Но даже у смельчака Войтека с ней ничего не получилось, так куда уж мне.

Между тем девушка, словно заслышав мои мысли, обернулась и на мгновение обожгла взглядом. Глухо застонав, припадаю губами к глубокой плошке с медом и жадно хлебаю, не чувствуя ни вкуса, ни крепости…

Однажды на рассвете я случайно подсмотрел, как Мила купается, и не нашел в себе ни мужества выйти из ивняка, где ловил рыбу, ни честности отвернуться. И хотя девушка купалась в тонкой льняной рубахе до колен, когда она вышла из воды, та прильнула к телу так плотно, что я разглядел все – ну или практически все. После этого Мила часто является мне в жарких снах. А ведь в эту ночь они могут стать явью…

Сегодня особая ночь – о чем я ни на мгновение не забываю. Сегодня после танцев парни будут звать понравившихся девушек на сеновал, и многие им не откажут – потому что завтра мы все отправимся на войну. И кто знает, чем дело обернется, доведется ли встретиться после. Так что, презрев вековые деревенские традиции, призывающие беречь девичью честь до свадьбы, в эту ночь многие девы позволят взять себя – без обетов у обрядового камня. Тем более что, даже если кто из них и понесет, никакого позора не будет – война. Мужчины гибнут, а женщины продолжают род, иначе как? Деревня вымрет без детей, так что пусть от своих рожают – а коль отцу посчастливится вернуться живым, дома его уже ждет семья. И уж тут никто не позволит добру молодцу гоголем гулять – разговор, коль заартачится, будет коротким! Свой же отец будет кулаком учить, а то и батогами!

Да, ночь сегодня особая. И потому, собрав всю смелость в кулак, я делаю первый шаг в сторону Милы. А потом еще один и еще… А потом в груди что-то сжимается, и сердце начинается биться так, словно пытается кости сломать.

Не могу я! Не могу к ней подойти! А если и подойду, позвать разделить ночь со мной?! Да я скорее умру от ужаса, чем произнесу эти слова!!!

– Тихо! Тихо!!!

В центр торжища выходит Алес, единственный уцелевший в прошлую кампанию воин из нашей деревни. Впрочем, тогда с вербовщиками ушло всего пять человек, теперь же в дорогу собираются две дюжины новобранцев… Среднего роста, крепко сбитый мужик с тяжелым, ершистым характером, но также безукоризненно честный, Алес заставляет прислушаться к себе. Танцы, музыка, смех в одночасье смолкают, даже староста затыкается. Все напряженно поворачиваются к говорящему.

– Братья! Сегодня тяжелый вечер. Каждая семья, практически каждая, – презрительный взгляд в сторону почерневшего от негодования старосты, – отдает на войну свою кровь. И вряд ли все те, кто завтра переступит порог отчего дома, смогут вернуться!

Где-то за нашими спинами завыла первая мать, не сдержавшая чувств, – старшее поколение также присутствует на торжище. Они уйдут позже – незадолго до того, как договорившиеся парочки начнут расходиться по сеновалам.

– Но давайте вспомним, за что вашим сыновьям, мужьям, братьям и отцам придется драться. Давайте вспомним последние два года – с победы короля Когорда над лехами. Скажите мне, мужи, стало ли нам лучше жить? Али как?!

– Стало!

– Еще как!

– Верно гуторишь, Алес!

Конечно, ветеран прошлой кампании говорит верно. Налоги снизились чуть ли не втрое, люди впервые получили возможность оставлять себе из урожая не только необходимое для выживания, но и излишки, которые можно продать. Или добавить на посев. А благодаря централизованным закупкам короля мы получили первые деньги за проданное нами зерно!