– Почти сорок лет учительницей проработала. Русский и литература.

Вот, значит, как. Выходит, Илья не только был другом ее сына, она еще и учила его. Можно считать, мне повезло.

Расспрашивала я Гаранину долго. Один за другим задавала вопросы и вытягивала ответы. С этой женщиной было тяжело – есть такая категория людей, из которых каждое слово клещами выдираешь. Они как будто не отвечают, а огрызаются. То ли лишнее сболтнуть боятся, то ли просто не любят говорить о себе.

Мария Михайловна Гаранина, в девичестве Кислова, родилась в деревне Кири и прожила здесь всю жизнь, за исключением того времени, когда училась в педагогическом институте в Казани. Она точно знала, что по распределению вернется в родное село, поэтому даже не пыталась изыскать способы зацепиться в городе. Перспектива стать сельской учительницей ничуть ее не страшила, наоборот, она к этому стремилась. Тем не менее, одна из немногих на ее курсе, она вышла замуж, еще не окончив учебу.

Избранником оказался механик из Волжска. Он подарил молодой жене красивую фамилию и прижил с нею сына, которого воспитывал только до пяти лет.

Смерть мужа Мария Гаранина восприняла стойко и невозмутимо, как принимала все в этой жизни: необходимость много и тяжело работать, раннюю потерю родителей, два выкидыша, пьянство супруга, в конечном счете сгубившее его, и прочие вещи, которые другую, менее крепкую женщину, свалили бы с ног.

– Помощи от моего ждать было нечего. – Гаранина называла мужа «моим». – Когда не пил, работал – технику чинил. До домашнего хозяйства руки не доходили.

А вот колотить жену – очень даже доходили. Не раз и не два приходилось носить в жару кофты с длинным рукавом и блузки с высоким горлом. Правда, по лицу механик не бил: имел понимание. Все-таки жена в школе работала, а дети-то – глазастые. Но все равно, конечно, в деревне все знали, что учительнице Марии Михайловне никакого житья от мужа нет, и поэтому, когда он упился насмерть, многие за нее порадовались.

– Умер-то он нехорошо, – задумчиво пожевав губами, проговорила Гаранина. – Пьяный к озеру пошел – лето было. Освежиться, что ли, надумал? Пес его знает. Упал там, заснул – такое с ним частенько бывало. Тошнить его, видно, начало, рвать, ну и захлебнулся…

«Тоже мне, Бон Скотт киреевский», – подумала я.

Валера рос мальчиком добрым и послушным. Справедливо опасаясь дурной наследственности, мать с детства вбивала ему в голову, что алкоголь – это главная жизненная угроза, и была, видимо, настолько убедительна, что сын всю недолгую жизнь оставался абсолютными трезвенником. Только в день своей смерти оказался изрядно пьян, подтвердив тем самым материнское утверждение, что выпивка любого доведет до могилы.

Когда мальчику было семнадцать, умерла его бабушка по отцовской линии, оставив единственному внуку квартиру в Волжске.

– Я бы, может, все-таки уговорила Валечку продать квартиру да вернуться сюда. Жил бы здесь, дом новый поставили – чем плохо? Он животных любил, на ветеринара хотел выучиться. Я разве против? Учись! Учись, а после приезжай в Кири, ферму можно было бы… – Гаранина махнула рукой. – Чего уж теперь? Говорила ему, говорила, все впустую. Илья ему к тому времени успел уже здорово мозги задурить.

Дружбе сына с этим мальчишкой Гаранина была совершенно не рада. Дело не в том, что Илья был тщеславен и эгоистичен. Ей не нравились его, как она выразилась, пренебрежение к другим и готовность идти по головам.

Как учительница она была им довольна: мальчик был прилежен, старателен, отлично успевал по всем предметам. Перечитал всю школьную библиотеку, на уроках впитывал знания жадно, как будто пил в знойную погоду, задавал вопросы и старался не просто получить оценку, но добраться до сути.

– Отвечал всегда то, что нужно, понимаешь? Что требовалось по программе, чтобы пятерку получить, то и писал в сочинении. Даже если и думал по-другому, все равно отвечал, как полагалось, но при этом смотрел на меня… Как бы это объяснить? Давал понять, что я тупица непроходимая, но коли уж так вышло, что он от меня зависит – получи, что требуется, и ставь пятерку в табель. Вечно себя чувствовала как оплеванная. Так и подмывало ему оплеуху отвесить, чтобы сбить с физиономии эту ухмылочку! Не знаю, как другие учителя. На физике, химии или математике все же другое дело: там правильный ответ и есть единственно верный, не порассуждаешь.

Подрастая, Илья резко, за одно лето, вытянулся и похорошел. У него не было прыщей, как у других мальчишек, и волосы всегда казались только что вымытыми. Девочек к нему словно магнитом тянуло. От желающих встречаться с Ивлевым отбою не было, это я уже слышала. Только его, похоже, любовные похождения не привлекали. Разбивая сердца одной бедолаге за другой, сам он оставался холоден и глух к чужим сердечным мукам. Сходит на одно-два свидания, и привет.

– На своей драгоценной персоне был помешан. Только и говорил, что про Казань, про то, какие деньги будет зарабатывать, каких высот добьется. Взлететь хотел – и плевать ему было, кто внизу, у его ног копошится.

Я, конечно, всегда видела, что Илья крайне предан делу, обожает свою работу и год за годом уверенно взбирается по служебной лестнице, но это не казалось мне чем-то из ряда вон. Я и сама такая, если уж на то пошло. Что плохого, если человек мечтает добиться успеха?

Но, по утверждению Гараниной, плохо было то, что он насмехался над менее способными и амбициозными. Считал дураками тех, кто во главу угла ставил личные взаимоотношения, семейные ценности и прочую, по его мнению, чепуху.

– Недобрый был, вот оно что. Примороженный какой-то, и глаза стылые.

У Валеры было много друзей. Самые близкие – Миша Рогов и Саша Сомов. Против них мать ничего не имела. Общались они и с Ильей, но близкой дружбы не водили.

Окончив школу, все четверо уехали из деревни. Не только они, почти все выпускники, как правило, уезжали учиться, чаще всего – в Казань.

– Мария Михайловна, вы сказали, что Илья втравил Валерия во что-то плохое.

– Ничего я такого не…

– Пожалуйста, объясните мне, что вы имели в виду!

Гаранина кольнула меня взглядом и уставилось куда-то вбок. Я обернулась в ту же сторону: кроме холодильника, смотреть там было не на что.

– Была одна история. С Любой Васильевой. Не хочу об этом говорить.

– Но вы же…

– Сказала: не хочу говорить! – отрезала Гаранина, и я поняла, что больше ничего из нее не выжму.

– Хорошо, хорошо, – примирительно проговорила я. – Значит, Валера окончил ветеринарный институт?

То, что сын так и не захотел вернуться в родную деревню, разбило матери сердце. Все годы, что Валерий учился в Казани, она надеялась, что он одумается, но этого не случилось. Перебрался в Волжск, а потом, женившись, в Йошкар-Олу.

Изредка Валерий навещал мать, но визиты всегда были кратковременны. Гараниной казалось, будто, приезжая, сын отбывает повинность, и не могла понять, что же отвращает ее мальчика от отчего дома. Она старалась накормить его повкуснее, окружить заботой, не задавая лишних вопросов, но Валера всегда выглядел в родных стенах как пассажир на вокзале. Только что не прислушивался, когда же объявят его поезд. Это обижало мать, но она давила горькие слова упрека и делала вид, что не замечает его отчуждения.