Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Был ли тот человек из Тайной канцелярии (хотя Пётр II отменил это фискальное учреждение) или просто ищейка? Лицо Катерины Долгорукой вытянулось: значит, Анна собирает сведения по долгоруковскому делу? Разнеслись слухи о подложном завещании императора, о том, что подписал его князь Иван. Но ведь те бумаги давно сожжены!.. Кинжал царский якобы видели у Ивана, — так тот же был ему подарен. Что ещё?
«Тебе, толстой злыдарихе, неведомо главное! — пронеслась в голове Катерины мстительная мысль. — Зреет у меня под сердцем плод, наследник. Узнают все — тебе несдобровать!»
Между тем Анна Иоанновна продолжала шествовать из залы в одну, другую комнаты. Хоть и толста, а подвижна. Три раза соединила толстые ладошки, вроде как похлопала, — и опять приказала: «Веселите меня, веселите!»
А человек в островерхом колпаке с блёстками исчез невесть куда. Ни у дверей, ни у ворот его не было. Как сквозь землю провалился. Впрочем, не «как», а именно «провалился»… То был Брюс.
Получив «подарок небес», подписав кондиции, ограничивающие права монарха, Анна теперь должна была подтвердить это в присутствии вельмож и сенаторов в кремлёвском зале.
Гости лицезрели диковинные вещицы, немецкие забавки, попугаев и мартышек, карлиц и шутих, а княжнам и графиням приказывала являться в костюмах и масках.
Началось её диковинное и диковатое царствование. Промаявшись первую ночь без сна из-за клопов и бессонницы, повелела она позвать Остермана, чтобы вывел он тех злодеев из Кремля, и издала о том указ. Остерман с Яковом Брюсом вволю посмеялись над тем указом; они пристально вглядывались в немецкую принцессу и её окружение: когда же она подтвердит свою подпись?
Человек в островерхом колпаке со звёздами, с которым столкнулась Катерина Долгорукая, то бишь Брюс, так же внезапно исчез, как и появился в тот вечер. Всего несколько минут был он в кремлевском собрании, но мгновенным оком охватил всё. В сторонке — князья Голицын и Долгорукий, те самые, которые ездили в Курляндию. Но — на лицах их заметно было смятение. Отчего-то скрылись Черкасский, Татищев, Кантемир… Худо!
Ещё раз бросив взгляд на повеселевшую Анну, человек в островерхом колпаке проследовал к выходу и обогнул здание. Нащупав в дальнем углу во тьме-тьмущей дверцу, вставил в неё ключ, оглянулся — никого! — и, зажегши факел, спустился по ступенькам в подземелье.
Медленно передвигался он по подземному ходу…
Наконец подземелье осталось позади, человек, уже другим ключом, открыл и закрыл за собой дверцу и оказался в Сухаревой башне.
Взобравшись наверх, в свою обсерваторию, он, однако, не пристроился к телескопу, ибо находился в большой задумчивости. Сел в своём длинном камзоле, с седой бородой, в колпаке, в кресло. Было холодно, но он того словно не замечал. Мысли его витали вокруг новой российской власти. За пять лет — четвёртый император, да к тому же баба… Не стало великого Петра — и покатилась бочка, громыхая, вниз… Что станется теперь?
Брюс был астрологом, наделённым ясновидением, и не просто мистиком, а ещё и физиономистом, психологом. К тому же знал расклад царских лиц, все именитые фамилии, и иногда ему удавалось читать грядущее…
Конечно, постепенно унёсся фантазией в лучшие годы, в петровское правление, когда командовал всей артиллерией, создавал первую Российскую академию, возглавлял Берг- и мануфактурколлегию, работал в лаборатории Ньютона. Он был учёным-энциклопедистом, учил морскому и навигацкому делу недорослей, а нынче — хоть и уговаривал его Остерман — не желал никому помогать. Ценил его Пётр I, очень ценил — и знания, и организаторские усилия, дорожил острым, гибким умом, умением пошутить на ассамблеях, разыграть дурней и неучей…
Теперь его химические и алхимические опыты, астрономические познания, астрология рождали только анекдоты да россказни…
Вспоминались молодые годы, когда они с Остерманом и Лефортом (тот был молод, красив и умён!) втроём здесь, в башне, образовали Общество Нептунов и собирались тайно по ночам. Их было девять человек, председательствовал Лефорт…
Генрих Иоганн Остерман, сын немецкого пастора, в России ставший Андреем Ивановичем, всегда был видный человек. Нептуново братство распалось, однако Андрей Иванович — умён, хитёр и ловок — переждал и Меншикова, и Долгоруких.
Ныне Брюс в отставке, сам отказался от почестей и должностей, живет в одиночестве, занимается науками. Однако игривости ума не потерял. Как и при Петре I, любит удивить в усадьбе Глинки соседей помещиков, устраивает разные забавы. Игры с часами, к примеру: замуровал в стене часы, но заводит их с другой стороны, а все думают, что часы вечные. Отчего бы не поиграть и с будущим? Пусть поломают потомки головы над его барельефами в Глинках, ещё кое над чем…
Оставим Брюса наедине с океаном звёзд на небе, с чертежами лунными и астрономическими, с мыслями о том, что будет после него. Что открывалось ему в грядущем — мы не знаем, однако ещё и через сто — двести лет ходили по Москве о нём мифы и легенды.
Будто в доме своём на Мясницкой замуровал в стену часы: приди в любое время, они — тик-тут, тик-тут — ходят!
Раз в Петергофе на ассамблее «сделал потоп»: дамы, господа платья поднимают, видят — вода заливает. Только Пётр I подозвал Брюса и говорит: «Нечто можно такую потеху делать? Гостей осрамил!» — и вода исчезла.
И всё оттого, что Брюс умел «отвод глаз» делать. («Отвод глаз» сегодня мы назвали бы магнетизмом или гипнозом.) Мог целой роте солдат внушить, что ружья у них не стреляют. Будто генерал на Брюса рассердился и отдал приказ Сухареву башню разнести в пух и прах. Привезли пять орудий, генерал скомандовал: «Пли!» — а ни одна пушка не стреляет. Брюс стоит на башне и смеётся: «Дурни! Зарядили пушки песком и думаете, что будут стрелять?» И генерал отступил от волшебника…
А ещё обитатель Сухаревой башни умел «испытание натуры» делать. Скажем, человек напился, как свинья, не шевелит мозгами, Брюс войдёт в его комнату и сделает так, что тому мнится, будто комната полна медведей или «крокодил настоящий» ползет. Купцы нажаловались Петру на Брюса, а тот спокойно объяснил: это, мол, для «отвода глаз», чтобы торговали честно да от тебя, батюшка, не скрывали свои доходы…
Пошли как-то слухи, что у Брюса в башне живёт женщина цветочная, даже жена его жаловалась. Царь явился — увидел красоты неписаной женщину в цветах. Удивился: значит, права Брюсиха? А Брюс взял да и вынул из неё булавку — она и рассыпалась. «Как ты такого добился?» — спрашивает царь, а тот отвечает: «Наукой». — «Может, волшебством, чернокнижием? Говорят, черти к тебе по ночам приходят… А ещё говорят: слово скажешь — и синее пламя изо рта вырывается». А Брюс опять отвечает: «Наукой, только наукой дошёл я до этого».
Кстати, Брюс жил за сто лет до Пушкина, но народная молва объединила эти две персоны. И какие замечательные родились анекдоты! К примеру, вот один: «Пушкин в Москве жил и планы разводил: ведь это он застроил Москву, ведь это он завёл порядок. Ежели бы не Пушкин, была бы не Москва, а чёрт знает что… Ведь у нас как? Ты дом построил, ты сад развёл, только у меня и дом и сад неказист — зависть разбирает. Ночью перелезу через забор, спилю дерево-два — и пойдёт меж нас грызня, и дойдёт дело до драки… А Пушкин это воспрещал. Он завёл порядок. Умнейший был господин, книги писал, чтоб люди жили без свары, по-хорошему. Вы, говорит, живите для радости».