Приятно было лежать в уютной постели и видеть, как монахини заботливо относятся к русскому раненому. Но всех мучил треск ожесточенной перепалки, доносившийся с вокзала. Китайские гранаты гудя проносились над госпиталем и где-то с грохотом разбивались.

Китайцы направили на концессии 4 крепостных орудия и 10 полевых и начали с раннего утра обстреливать вокзал, бивак и здания иностранцев.

Две тысячи китайцев с артиллерией решили атаковать вокзал и отбить его у русских. Вечером в госпиталь принесли на носилках подпоручика Попова: он был безнадежно ранен в горло пулей навылет. Принесли командира 4-й роты, штабс-капитана Котикова, раненного в живот. Привезли на двуколке раненого капитана Мешабенского, поручика Сенк-Поповского, раненного в спину, подпоручика Макарова, раненного в руку, и больного поручика Орлова, потерявшего рассудок.

Мы грустно встретились в госпитале друг с другом. В последний раз мы виделись в Порт-Артуре на балу у адмирала Алексеева.

Больше всех мучился и страдал, стонал и хрипел то без памяти, то приходя в себя, подпоручик Попов, недавно женившийся. Мы не ожидали больше увидеть его в живых.

– Ну уж и денек! – говорил один из раненых офицеров. – Бились, бились с китайцами и уже в отчаяние приходить стали. С раннего утра китайцы засели вдоль насыпи железной дороги, за могилами, и давай нас засыпать пулями и гранатами. На вокзале стояли 4-я и 6-я роты, 2 наших полевых пушки и 1 английская пушка Гочкиса. Анисимов еще ночью ушел на поезде выручать 3-ю роту, которая стоит на заставе в Цзюньлянчэне. Подполковник Ширинский остался командовать за Анисимова. 4-я рота засела в окопах перед вокзалом. Одна полурота 5-й роты стала позади вокзала, a другая расположилась перед вокзалом на нашем правом фланге.

Сидим мы в окопах, а китайские пули трещат, как дождь по крыше. Нам аж жарко стало. Вижу я – один мой стрелок падает, потом другой, третий. Вижу – моим стрелкам жутко становится, робеют. Я все командую залпами. Дадим залп – китайцы на минуточку притихнут. Видно, смотрят, в кого у них попало. А потом опять начнут свою трескотню, да еще больше прежнего. А неприятно сидеть в окопах. Пуля еще ничего – как-нибудь от нее укроешься. Но вот как услышишь выстрел из орудия и увидишь высоко в небе облачко разорвавшейся шрапнели – тошно, ох как тошно станет на душе. А ну, думаешь все, как тебя осколок шрапнели хватит сверху по голове или в спину, очень неприятно.

Скоро 4-й роте совсем тяжело стало. Пришла на помощь 7-я рота. Пришли япошки. Мало их было – человек 30, но они жарили из своих винтовок усердно. Залегли. Молчат. А глазенки, как у молодых волчков горят. Все высматривают, куда бы еще пальнуть. Ширинский прислал на вокзал еще две наших полевых пушки и просил англичан поддержать нас. На вокзал явились англичане с двумя орудиями, но одно их орудие скоро замолчало, так как несколько их артиллеристов были сейчас же ранены. Китайцы так пристрелялись, что, заметив малейшее движение на вокзале, сейчас же осыпали вокзал своими снарядами.

У одного нашего орудия китайцы подбили лафет, который пришлось заменить новым. А китайцы все наступали и наступали на вокзал и, наконец, окружили 4-ю роту, выставленную вперед, с трех сторон. Командир роты, штабс-капитан Котиков был ранен в пах. Унесли на носилках. На его место послали поручика Орлова, но с ним произошло такое умственное расстройство, когда он увидел, в какой ад он попал, что пришлось и его унести. Тяжко было стрелкам сидеть в окопах и отстреливаться от китайцев, которые сотнями наступали из города, из-за железной дороги и из деревень. Растерялись стрелки, перестали уже делать залпы и начали стрелять в беспорядке. Ширинский приказал казакам заменить немцев, которые имели свою заставу где-то на окраине концессий, а немцев просил явиться на вокзал.

Стрелки, засевшие в окопах перед вокзалом, выбивались из последних сил, как был убит Попов, раненный в горло. Солдаты совсем оробели. Уже третьего командира уносят. А ведь наши стрелки – народ молодой: все новобранцы, которые и огня еще никакого не видали, а ведь как держались – точно львы. Видит Ширинский, что дело плохо, и приказал 6-й роте поддержать 4-ю роту, чтобы 5-я могла тем временем отступить к вокзалу. Но как тут отступить? Чуть только подымешь голову из-за железнодорожной платформы – мы лежали вдоль полотна, прикрывшись платформой, – китайцы увидят белую рубашку и сейчас стреляют. Капитан Мешабенский только поднялся с земли и был тотчас ранен. Скверно было. А китайцы набрались такой дерзости, что на наших глазах прорвались в ближайшую деревню, которая перед вокзалом.

Тут японцы донесли, что потеряли двух офицеров и половину нижних чинов и больше держаться не могут. Что тут делать? Но молодцы немцы! Как раз пришли вовремя и выбили китайцев из деревни. Потом пришли французы и сменили японцев. 5-й и 7-й ротам тоже было плохо. Такой азарт охватил китайцев, что они полезли на наших в атаку, а некоторые смельчаки-китайцы так прямо бросились в штыки. Но не выдерживают они наших залпов – очень не любят! Как дашь хороший залп – сейчас же пятятся. Китайцы стреляли все утро без передышки, не жалели снарядов, но в 12 часов дня вдруг затихли – должно полагать, сели обедать. Бой боем, а ведь есть тоже хочется, только у китайцев, конечно, была хорошая рисовая каша, ну a y нас одни сухари да вода в бутылках.

Китайцы пообедали, отдохнули часика два и в 2 1/2 часа снова открыли огонь. Снова атакуют вокзал, но, подкрепившись кашей и чаем, они сделались еще ожесточеннее прежнего. Снова гранаты решетят железную крышу вокзала. Снова шрапнели рвутся над головой. Снова завизжали пули и застучали по стенам вокзала и по каменным плитам платформы. Вокзал загорелся от гранат, но тушить огонь было некому, да и незачем. В несчастной 4-й роте был ранен сейчас же подпоручик Макаров – рота потеряла четвертого офицера. Роту измученных стрелков увели на бивак, а на ее место поставили 6-ю роту. Японцев, оставшихся без офицеров, отправили в подчинение к Полторацкому, в 7-ю роту. Дело становилось совсем плохо, так как китайцы упорно решили взять вокзал, а подкреплений у нас уже больше не было, – ни своих, ни иностранных. Весь наличный гарнизон Тяньцзина дрался на вокзале и уже выбивался из сил.

1-я, 2-я и 8-я роты еще рано утром ушли в Цзюньлянчэн выручать Гембицкого с 3-й ротой. 4-я, 5-я, 6-я и 7-я отстаивали вокзал. Из них 4-я, потерявшая офицеров и много людей, была возвращена на бивак. Наши казаки, артиллеристы, японцы, англичане, немцы и французы – все дрались, дружно защищая вокзал и имея одного общего начальника, подполковника Ширинского. Уже и храбрый Ширинский был в отчаянии , видя, что китайцы не только не уменьшают своего огня, но в количестве не менее двух тысяч человек с каждым часом подходят все ближе и ближе и уже густою цепью на протяжении одной версты обложили вокзал и засели в 200 шагах от нас. Китайские пули и гранаты свистали, шипели и стучали все чаще и чаще. Все чаще уносили на носилках стрелков. И реже стали греметь наши залпы, так как уже стало не хватать патронов. В отчаянии Ширинский начал думать о том, чтобы переправить через мост на бивак все орудия, увести все роты, очистить вокзал, уничтожить мост через Пэйхо и обороняться в концессиях. Больше ничего не оставалось делать, так как помощи ждать было неоткуда.