— Я тоже помозгую, — пообещала она. —Попробую что-нибудь предпринять. Только для этого мне нужно будет ненадолгоотлучиться.

Медведь забеспокоился. Его внимательные глаза сделалисьтемными, как сургуч.

— Отлучиться? — переспросил он, наклонивголову. — Надолго?

— Вернусь до полуночи. Я могу на вас положиться?

— Да, но я считал, что одному из нас необходимовыспаться.

— Спите по очереди, — отрезала Лайма.

Счастье, что она работала руководителем и без труда умеланапускать на себя строгий вид. Когда Лайма разгуливала по Центру культуры стакой вот, как сейчас, физиономией, к ней никто не решался подступиться.Медведь тоже стушевался и больше не стал лезть к ней с вопросами. Лайма былаэтому безумно рада.

Встречу с таким человеком, как Игорь Государев, неперенесешь и не отложишь. Кроме того, она и сама была заинтересована в том,чтобы увидеться с ним как можно скорее. Чем больше проходило времени со дняисчезновения Сони, тем сильнее нервничала Лайма. Ну, выходные — ладно. Но потомпрошел еще день, и еще…

Очутившись на улице, она почувствовала себя очень уязвимой.Так, наверное, могла бы чувствовать себя черепаха, лишившаяся панциря. Илирыцарь, снявший доспехи и неожиданно оказавшийся лицом к лицу с вооруженнымврагом. Лайма двинулась широким шагом в сторону метро, и на глаза у неенеожиданно навернулись слезы. Как же так случилось? Согласившись на ужаснуюавантюру службы безопасности, она попала в неволю! Она больше не принадлежитсебе. Ей надо постоянно поглядывать на часы и успеть вернуться до полуночи, какЗолушке с бала. Только все это не ради прекрасного принца, а ради заносчивогоиндуса, который знать не знает о ее героизме. За что ей это? Чем онапровинилась? Почему другие живут себе спокойненько и никто не заставляет ихпроявлять героизм?

Господи, как ей удается навешать на себя одновременностолько проблем? Удивительное качество, которым отличается вся ее семейка поженской линии — и бабка, и тетка.., и мать ее была такой же — всем помогала: комунадо, и кому не надо. Окружающие очень быстро к этому привыкли и постояннождали от нее поддержки и помощи. Она должна была все бросать ради них и ихпроблем. «Она и бросала, — подумала Лайма. — Мама очень любила людей.И меня тоже очень любила».

Мысль была новая и неожиданная. До сих пор Лайма всегданастраивала себя против матери, будто та провинилась перед ней — в том, чтожила не так, и умерла непозволительно рано. А сейчас вдруг все показалось Лаймедругим. Мать жила ярко, легко, весело… Может быть, то, что сама она ввязалась вдело государственной важности — вовсе не так плохо? Может, все наоборот? Ееошибки, срывы, влипание в истории — это и есть настоящая жизнь? И в ней надовариться с удовольствием, как луковице в кипящем котелке?

Лайма вдохнула воздух полной грудью. И почувствовалаоблегчение, несмотря на то, что на языке осталась приторная сладостьавтомобильных выхлопов. Так, размышляя о своем, она добралась до ресторанчика,где ее должен был ждать Игорь Государев. Или это она должна его ждать? Может,он специально опаздывает, чтобы подчеркнуть свою значимость?

Государев был талантливым исполнителем, песни писал для себясам, и они немедленно становились хитами. Недавно его сольные концерты прошли вКремлевском Дворце, он собирал полные залы и без устали гастролировал постране. Со стороны он выглядел умным, стильным и слегка потасканным. На сценувыходил в светлых штанах и черной водолазке, держа гитару так осторожно, точноэто его первенец. Его голос был приятным, песни красивыми и оригинальными, иЛайма с удовольствием слушала их в машине, когда разъезжала по делам. Но как,интересно, он поведет себя при встрече? Будет выпендриваться?

Государев сидел за небольшим столиком в центре зала всвободной позе, далеко отставив правую ногу, словно вот-вот собирался положитьна нее гитару. Лайма подошла к нему решительным шагом и сказала:

— Добрый день, меня зовут Лайма Скалбе, вы назначилимне встречу.

— Привет, — поздоровался певец, подняв голову.

Окинул ее быстрым любопытным взглядом, после чего встал иподал руку. Лайма протянула ему свою, и он пожал ее крепко и дружелюбно. На егоузком лице, похожем на морду доброго коня с крупными трепетными ноздрями,появилось внимательное выражение.

— Очень приятно познакомиться, — искреннепроизнесла Лайма. — Хотелось бы сказать, что Соня много о васрассказывала, но… Она не рассказывала ничего. Я даже не знала, что вы — ееодноклассник.

— Соня — молодец, — похвалил он. — Вела себяс достоинством. Иной раз старые друзья бывают столь утомительны…

Он сделал такое горестное лицо, как будто утомительныедрузья были их общей проблемой и Лайма уж точно должна разделить с ним печальпо этому поводу.

Зал, в котором они оказались, был хорошо освещенным,нарядным, от белизны скатертей резало глаза, а массивные хрустальные солонкивыглядели настоящим украшением интерьера. На каждом столе горела свеча впузатом подсвечнике, распространяя вокруг себя тонкий лимонный аромат.

— Мне бы хотелось угостить вас ужином, —великодушно изрек Государев.

Лайма нутром чуяла, что он затеял игру в демократа. Пытаетсявыглядеть свойским парнем, но потуги уж слишком явственны.

— В сущности, у меня не так много времени, —ответила она и посмотрела на часы. — Поэтому я ограничусь чашкой кофе.

— Что ж. — У Государева дрогнул подбородок, икак-то сразу стало понятно, что он оскорбился. — А я поужинаю, пожалуй.Весь день в бегах… Репетиции, концерты… Вы же понимаете.

— Конечно-конечно! — воскликнула Лайма,прикидывая, как бы польстить певцу, чтобы он немного расслабился. — Я досих пор не могу поверить, что вы согласились встретиться со мной. Это такблагородно с вашей стороны…

Государев тотчас приосанился, как старый ловелас, которомуулыбнулась семнадцатилетняя дурочка. Но потом оттаял и сочувственно спросил:

— Так что там за проблемы у Сони? Ваш друг что-тоговорил такое… Не то она впала в депрессию, не то заболела…

— Хуже, Игорь, — мрачно ответила Лайма. — Онаисчезла. С прошлой пятницы никто ее не видел и ничего о ней не слышал.

— Как так? — Государев прижал подбородок к шее,сделавшись похожим на драматического артиста, который изображает крайнееизумление. — С прошлой пятницы? Но это так давно! А как же мальчик? У нееведь сын? Наверное, нужна моя помощь? Я, конечно, чем могу…

— С мальчиком все в порядке, не беспокойтесь. Вобщем-то, я как раз хотела вас спросить про прошлую пятницу. В тот день явидела Соню на остановке возле метро. Она поджидала вас. Чтобы отдатьфотографии.

Лайма очень надеялась, что ее фраза не прозвучала какобвинение.

— Ну да! — воскликнул Государев весьмаэмоционально. — Так и есть! — Он схватил со стола пачку сигарет,точным движением вытряхнул одну и сунул в рот. Повертел в руках зажигалку, ноне закурил. — Мы договорились встретиться, но я не сумел подъехать. И былужасно этим расстроен, потому что у Кисличенко не оказалось мобильного телефонаи я не смог ее предупредить. Чувствовал себя ужасно. Ведь это мне нужны былифотографии, это я просил ее прийти. И сам же не появился, представляете?