есть и протянул ему талон на мыло». Он глянул на эту бумажку, увидел печать и говорит: «Вот как получается, я тут нервничал, а он имеет освобождение». Рядом с Иваном Михайловичем за столом сидел механик участка Петр Петрович Дик, немец по национальности, парень умный и грамотный. Как глянул на этот талон, который был на руках у Ивана Михайловича, так еле-еле удержался от смеха, но не подал виду. Так всё мирно и обошлось, только Иван Михайлович всё удивлялся: «Скажи пожалуйста, как это я так мог ошибиться, как это я мог подумать, что ты прогуливаешь, а ты оказывается честный парень. Но, не обижайся на меня, с кем не бывает ошибок».

Соседи мои успокаивали меня: «Все мы на первых порах расстраивались за всякие незначительные неприятности, потом поняли и тебе тоже советуем – меньше обращай внимания. Есть один жизненный девиз: «Если хвалят, не радуйся, ругают, не расстраивайся». Это твои первые шаги в самостоятельную жизнь, ты получаешь боевое крещение в огромную армию Шахтерский гвардии, здесь остаются только те, кто не падает духом и выдерживает этот испытательный срок. На эту тему мы ещё когда-нибудь поговорим и тебе будет понятно, как она жизнь сложна». После таких задушевных товарищеских бесед, мои личные обиды показались совсем незначительными, потому-что вокруг творились дела гораздо похлеще.

В эти голодные годы многие из шахтеров одиночек целыми днями не спали после ночной смены. Рылись вокруг столовой на помойках – искали гнилую картошку или ещё чего-нибудь съедобного. Одни рылись в помойных ямах, а другие нервничали – а вдруг найдут жемчужное зерно. Конечно этого не случилось, набрав гнили в мешочек, чего-то мурлыкая себе под нос, шагал в общежитие. Теперь только и начиналась основная работа – отправляется на кухню, гнилье высыпает в тазик, где сортирует, то есть делает настоящую ревизию, съедобное кладёт в горшок, отходы на мусор. Мыли с большой осторожностью, чтобы сохранить крахмал – это всё пойдёт на оладьи. После мытья толкли в горшке, превращая в тестообразную массу, из неё лепили лепешки. Если кто-то тайком со стороны наблюдал – сколько радости доставили эти лепёшки великомученику. Глаза его блестели, как у кота ночью, на усталом лице появилась улыбка. Затем пекли их на горячей плите, когда вся эта работа была окончена, счастливчик уже настолько усталый и измученный, что ел их, засыпая, сидя за столом. Время подходило к ночной смене, об отдыхе и думать нечего было, с трудом передвигая ноги, он шёл на ночной наряд. Один из близких знакомых был земляк мой Паукку. Он эту помойку возле столовой перелопатил бессчётное количество раз. Он был один из самых заядлых, которые всё своё свободное время, которое было отведено для отдыха, рылся там. Работал он в лаве навальщиком. Труд в забойной группе был распределён так – забойщик отбивал уголь от забоя и отгребал в сторону, а навальщик грузил готовый уголь на лавный транспортер. Придя в ночную смену, он постоянно засыпал на ходу – сунет лопату в кучу угля и уснёт, забойщик смотрит – уголь нисколько не убавляется, а наоборот куча всё выше и выше становится. Прекращает разборку с забоя, подходит к нему, а он, сидя на почве, издает громкий храп. Паук, ты опять спишь? Нет, нет, я гружу. Что мне делать с тобой, чем ты дома занимаешься? Как будто у тебя семья большая и скота полный двор, что отдыхать некогда. Этот напарник Паукку не знал, чем он дома занимался, это надо было видеть своими глазами. Характерная закономерность в те времена наблюдалось – кто постоянно находил себе питание сверх того, что давали в столовой, как правило помирали в первую очередь. Казалось бы, они получают дополнительные калории, но отдых дороже того, что они находили в помойке. Я этим не занимался, лучше лишний час поспать, организм человеческий при покое требует питательных калорий намного меньше, это и спасало нас в те суровые голодные годы. Хотя питание в столовой было скудное, но на работе мы чувствовали себя свежее.

На следующий день на наряде никакого разговора не было, никто никого не обвинял за то, что лава была завалена углём. Я всё ожидал, что горный мастер Савченко чего-нибудь скажет, но он тоже молчал, как будто ничего не случилось, очевидно до него дошло, хотя с некоторым некоторым опозданием. Однако, за свои поступки не принято было раскаиваться. Как говорится: «Не тот прав, кто прав, а тот прав, у кого больше прав»

Александр Николаевич сообщил нам, что северная лава через два цикла будет остановлена, т.к. она дошла до охранного целика. Взамен нам дают две лавы, по тому же пласту: Пу №8 и №16. Они полностью будут находиться под землей, не то, что северная лава. Только одна из этих лав №16 будет иметь выход на поверхность через шурф, откуда будет подаваться крепежный лес. В лаве №8 будут качающие привода, а №16 будет крутопадающая, откуда уголь по мертвым рештакам, под силой своего собственного веса будет попадать прямо в вагон – вот такие новости на сегодняшний день. Если нет никаких вопросов ко мне, то можно отправляться на работу. Все поднялись и молча покинули раскомандировку участка. Оставшиеся два дня проработали без особых приключений. Мастер не кидался ни на кого, может быть у них был особый разговор с бригадиром, но в целом всё шло нормально. С понедельника будет укомплектован участок людьми на обе лавы. Бригада тов. Спиридонова осталась без изменений, весь основной костяк забойной группы. Кроме того, еще дали пополнение – 15 казахов. Из них 13 человек на уголь и два на доставку леса. Единственная новость, которая произошла в нашей смене – это другой горный мастер Семен Смирнов. Он из местных переселенцев, родом из Саратовской области. В 30е годы попал под раскулачивание, во время коллективизации сельского хозяйства.

Казахи ходили в шахту в длинных шубах, носили бороды. Шубы были подпоясаны кушаками и у каждого в руках была палка – вот таких орлов нам дали на пополнение, с них страна ждала уголь, который в данный момент был нужен, как воздух. Система работы в лаве была такова – каждый брал себе пай по желанию. Кто сколько может тонн добыть угля. Оплата соответствовала количеству тонн, каждому в отдельности, так что заработная плата у забойщиков была разная. Паи распределял бригадир, на второй день на наряде объявлял кому сколько тонн записано по рапорту для оплаты. Паи распределяли по порядку снизу-вверх среди основной забойной группы,