Однако вывод напрашивался сам собой. Ловить поодиночке — да хоть и небольшими группами — всех подозрительных, когда-то замеченных в связях, состоящих в группировках, и прочих тёмных личностей, так или иначе причастных к движению националистов, не хватит ни сил, ни времени. Брать нужно головку, центр движения, а через вожаков уже выходить на рядовых членов и исполнителей.

— Человек, которого ты видел вчера у клиники… — задумчиво проговорил Андрей Владимирович.

— Помню, лысый, высокий, сутулый. Взгляд неприятный.

— Вот-вот, по твоему описанию он очень похож на Степана Тиртого, резидента бандеровских боевиков. Лично знаком с самим Степаном Бандерой. У нас есть данные, что это его люди участвовали в уничтожении польской патриотической ячейки, безопасной и бесполезной. Но ляхи вышли с оуновцами на связь. Убедившись, что толку от них не будет, их просто уничтожили. И наших бойцов на Фридриховке убивали те же бандиты. Пустили дезу про ювелирку — сам ювелир сбежал из Львова за три дня до этого — и устроили простейшую ловушку. Будто отрабатывают на нас последние свои разработки. Во Франции «пе-бе-эсами» не пользовались. И «глазом вампира» тоже. А теперь ты видел его около шумовой пушки, причём он сам представился «техником» этой адской машинки. Хотел лично убедиться в успешно выполненной акции? Похоже…

— Значит, нужно начинать с него.

— Точно. Группа базируется в районе Погулянки. — Подпоручик развернул карту и принялся водить по ней карандашом. — Улица длинная и извитая, начинается от Кочановского и доходит до Веглинской рощи. Рощей она только называется, на самом деле это солидный лесной массив, выходящий за пределы города. Погулянка петляет по зелёнке, потом заворачивает и вливается в улицу Зелёную. Собственно, Зелёной район и ограничен, хотя можно сюда же отнести отрезок улицы 22 Января, но отрезок этот невелик, и домов там мало. Между Погулянкой и Зелёной пустыри, а за Погулянкой, на севере, почти сразу начинается Лычаковское кладбище, площадь его огромна. Так что есть место и порезвиться, и спрятаться.

— М-да, — выдохнул гренадер. — Без более точных ориентиров можно ползать по этой твоей По-гулянке до морковкина заговенья.

— Тиртый очень осторожен, два раза в одном месте не ночует. Внедрить агента в его ближнее окружение нам не удаётся, чужих они близко не подпускают. И всё-таки у нас есть информация. На днях во Львов прибывает батька из Станислава, Богдан Захарченко. С ним около двух десятков боевиков. Факт сам по себе примечательный. Зачем Тиртому во Львове ещё оуновцы? Своих мало? Или готовят какую-то крупную акцию? И аккурат к съезду независимых партий? Но для нас сейчас важнее то, что между ними обязательно должна произойти встреча. Есть источник, обещавший сообщить час, дату и место переговоров. Но на подготовку времени может не остаться. Как, Иван Ильич, сможем взять их с ходу?

— Сможем, — уверенно ответил Саблин. — Если хотя бы пара часов на рекогносцировку будет, хотя бы час, сделаем. И не таких брали.

С этим они и отправились к подполковнику. Тот план одобрил, но велел и рутинной работой не пренебрегать. Продолжать следить за известными уже фигурантами и при малейшем подозрении брать их под стражу и допрашивать. Но это уже будет заботой контрразведки. Захват же главарей с сообщниками ляжет на плечи гренадеров.

До вечера просидели офицеры в Цитадели, обсуждая возможные сценарии предстоящих событий. Прикидывая варианты, набрасывая примерный план действий в той или иной ситуации. Наконец разошлись, договорившись, что Саблин тщательно изучит местность, где предстоит проводить операцию, а Станкевич бросит все силы на работу с агентурой.

Уже стемнело, когда Иван Ильич добрался до особнячка пани Каминьской. Неожиданно от стены отделилась женская фигура и направилась к поручику. Саблин узнал Хелену и немало удивился:

— Мадемуазель? В такое время? Почему вы не зашли в дом?

— Пан офицер, я ждала вас. — Девушка запнулась, но после паузы тихо добавила: — Я за вас волновалась.

— Вы? За меня? — Саблин не смог бы объяснить, почему услышанное оказалось для него столь приятным, но это было так. — У вас ко мне дело?

— Город полнится слухами об этом ужасном происшествии у клиники, — с испугом в голосе произнесла студентка. — Называют чудовищное количество трупов: кто сто, кто двести. Не знаешь кому верить… Газеты молчат. А вы не ночуете дома. Тётя Ядзя сказала, как ушли вчера ранним утром, так второй день не появляетесь.

— Служба, — пожал плечами Саблин. Он не знал, как вести беседу. Что больше пугает девушку: его судьба или страшные события в городе?

— Болтают, у клиники какие-то маньяки привели в действие ужасное устройство, что может убивать людей тысячами. И ещё говорят, что всё это подстроили русские, чтобы не проводить съезда галицких партий, не допустить свободного волеизъявления народа…

— Это уже полная чушь! — негодующе воскликнул поручик. — Как вы могли в такое поверить?! Мы охраняли колонну, сопровождали от станции до самой больницы. А потом…

— Что — потом? Что там случилось?! — Девушка схватила Саблина за рукав, но тотчас отдёрнула руку.

— Противник применил оружие большой разрушительной силы. Жертв много. Не сто, как болтают, но много. Я уверен, в завтрашних газетах появится обращение военного комиссара генерал-майора Стукалова. Люди получат правдивую информацию. К сожалению, мы не смогли противостоять удару. Но его нанёс тот, кто действительно хочет сорвать съезд.

— Господь праведный, вы не пострадали? Я почему-то сразу подумала, что вы будете там. Я так боялась…

Саблину показалось, девушка сейчас заплачет. Он сделал безотчётное движение к ней. Хотел… Обнять? Спрятать её лицо у себя на груди, успокоить? А примет ли гордая полячка подобные вольности?

Поручик так и остался стоять столбом.

— Вы зря волновались, пани Кравчикувна, — сказал он суше, чем хотелось бы. — Со мной всё в порядке.

— Зовите меня просто Хеленой, — нервно ответила девушка.

— Как прикажете, — светски ответил Саблин. Нет, объятий здесь точно не ждали. Тогда чего?

— Кто это сделал, известно? Вы нашли их?

— Ведётся следствие, мадемуазель. Уверяю вас, виновные будут найдены и справедливо наказаны.

— Хорошо, — вздохнула Хелена. — Хорошо, что вы живы и с вами всё в порядке.

С этими словами она повернулась и быстро пошла темноту, не попрощавшись, лишь цокот каблучков отчётливо раздавался в вечерней тишине.

— Пани Хелена! — крикнул Саблин вслед. — Давайте я хоть провожу вас!

Девушка лишь отмахнулась и скоро свернула за угол. Стук каблучков стих.

Саблин задумчиво сдвинул фуражку на затылок. Вот и пойми этих женщин. Зачем приходила? То ли действительно за него волновалась, то ли хотела узнать больше о происшествии у клиники. И если второе, то для чего?

Пока одни вопросы…

Если свернуть с широкой и длинной Городецкой улицы, которую поляки называют Грудецка, а русские Городецкая, после свернуть на улицу Королевы Ядвиги и дойти до Немцевича, то где-то в этом районе старинной застройки можно найти пивную пана Радзинского.