– Что бы вы хотели сначала: завтрак или свежую воду для купания?

– Я бы хотела принять ванну, – быстро ответила Тори и, взглянув на него, многозначительно добавила: – В одиночестве.

– Как пожелаете, Принцесса.

Тори сжала кулаки – опять это ненавистное прозвище. Спенс оделся и ушел, оставив ее наедине с беспокойными мыслями. Она мерила шагами каюту, словно тигрица в клетке. Красные розы, наполнявшие помещение ярким цветом и сладким запахом, раздражали ее все больше. Они как будто смеялись над ней. Это унизительно, в конце-то концов! Тори схватила ближайший букет – шипы мстительно впились в ладонь, но она не обратила на это внимания. Злорадно улыбаясь, она вышвырнула розы и с удовольствием смотрела, как они исчезают в тяжелых волнах. Она собрала все цветы и без всякого сожаления отправила их в море. Розы мелькали среди бирюзовой пены, море поглощало их, но в каюте упорно держался запах цветов, а руку терзала боль, как напоминание о том, что она сделала с цветами и с собой – ей не избавиться от Спенсера Хэмптона Кинкейда. Всю жизнь она любила Чарлза, но никогда не испытывала в его присутствии такого смятения, таких странных ощущений. Кинкейд затронул ее чувства – причем некоторые из них раньше были ей вообще не известны. За короткое время ему удалось заразить ее какой-то странной лихорадкой, когда тело горело, голова кружилась и она теряла самоконтроль. Даже сейчас, сидя одна в каюте, Тори ощущала внутри какую-то пустоту, которая требовала, жаждала присутствия Кинкейда, его прикосновений и ласк. Она осознала, как велика опасность. Довериться этому мужчине – значит потерять не только мечты и гордость; она перестанет существовать как личность, она перестанет быть Викторией Грейнджер. Он уничтожит ее внутренний мир, разобьет сердце – а потом спокойно пойдет своей дорогой. Она должна воздвигнуть защиту – от ласкающего взгляда его глаз и от собственных низменных желаний. Да, она отдаст ему свое тело, но на своих условиях. А душу не отдаст никогда. Больше она не сделает такой глупости. В прошлый раз она смогла собрать свое разбитое сердце по кусочкам. Но теперь она вряд ли выживет, случись с ней такое вновь. Когда Спенс вернулся с кувшином теплой воды, Тори все еще смотрела на море. Оглядев каюту, он хмыкнул:

– Уверен, на каждом бутоне, который ты швыряла в море, был мой портрет.

– Вы очень проницательны, мистер Кинкейд.

– Да что ты! Просто некоторые книги так легко прочесть.

– Ах вот как! Значит, вы уверены, что можете читать меня, как открытую книгу?

– Иногда. – Он водрузил кувшин на столик. – А иногда ты бываешь очень, очень загадочной.

Никогда прежде Тори не приходило в голову, что кто-то может находить ее загадочной, но звучало это заманчиво и… приятно.

– Как же так, вы ведь у нас эксперт по женской части, – язвительно заметила она.

– Любой мужчина, который объявит себя таковым, должен быть заклеймен как лжец.

«Сколько же у него было возлюбленных?» – мучительно размышляла Тори. С таким телом, лицом, улыбкой, обладая таким неотразимым шармом, наверняка он соблазнил сотни, а может, и тысячи женщин… Неужели ни одна не затронула его сердце?

Пока она так терзала себя, Спенс вылил из тазика грязную воду, приготовил чистое полотенце и торжественно провозгласил:

– Ванна готова, миледи!

Но при этом несносный человек не сделал ни шага в сторону двери.

– Я ясно дала понять, что хочу мыться в одиночестве.

– Помню-помню. – Он уселся в ближайшее кресло и, удобно устроившись, вытянул ноги. – Но я решил иначе.

– Я не буду заниматься этим в вашем присутствии!

– Знаете, я слышал, что некоторые женщины даже во время омовения не снимают одежду. – Он смотрел на нес по-детски невинным взглядом. – Мне всегда хотелось узнать, неужели это правда?

Тори молча смотрела на него, сжав рукой ворот рубашки. В ушах ее звучал голос матери: «Настоящая леди никогда не показывается голой, даже перед самой собой».

По правде говоря, Тори считала, что глупо мыться, прикрывшись полотенцами или сорочкой… Но сейчас она не доставит удовольствия этому негодяю. Вот, пожалуйста, он сидит и ухмыляется, словно в дешевом балагане!

– Я уверен, вы сумеете вымыться, не позволив мне увидеть даже кусочка кожи. А может, Принцесса все же надумает удовлетворить любопытство своего несчастного мужа?

– Нет! – Она вздернула подбородок.

– И что бы сделал настоящий варвар, столкнись он со столь откровенным неповиновением? Может, он искупал бы вас собственноручно?

– Вы не посмеете! – Голос Тори дрожал от негодования, но дрожь, охватившая тело, была вызвана вовсе не страхом. Предательское тело!

– А вы не будьте так уверены. – Глаза его блестели. – Ну так как?

Негромко выругавшись повторив любимое выражение отца, Тори бросила простыню на кровать.

– Мне послышалось, или вы в самом деле это сказали? – изумился Спенс.

Не удостоив его ответом, Тори подошла к туалетному столику.

Расстегнув несколько пуговок, она вытащила руки из рукавов и, пользуясь отверстием для того, чтобы просунуть мыло и полотенце в импровизированную палатку, вымылась-таки под прикрытием своей рубашки.

– Удовлетворены? – Она вновь сунула руки в рукава.

– Браво, Принцесса! – Спенс зааплодировал. – Вам удалось проделать это и не дать мне полюбоваться и дюймом вашего прелестного тела.

– Я рада, что развлекла вас, мистер Кинкейд.

– Развлечение еще и не начиналось, – многозначительно протянул Спенс, перестав усмехаться. Под его взглядом Тори задрожала. Горячая кровь прилила к щекам. Ей показалось, что ткань вот-вот соскользнет с плеч, оставив ее беззащитной и обнаженной перед его горящим взором.

– Что же вас останавливает? – тихо спросила она.

– Лед, Видите ли, я жду оттепели.

Тори с ужасом вспомнила, что Чарлз назвал ее фригидной. Она холодная! Что, если она не сможет удовлетворить этого мужчину?

– И вы уверены, что оттепель наступит?

– Я не теряю надежды.

Это был важный этап в разговоре, и они даже не ссорились, и кто знает, что могло бы быть сказано еще, но желудок Тори выбрал именно этот момент, чтобы напомнить, что хозяйка в последний раз ела очень давно. Она прижала ладони к животу, стараясь заглушить голодное урчание, и смущенно взглянула на Спенса. Тот засмеялся и вскочил на ноги:

– Кажется, пора завтракать.

Он вышел, а Тори осталась стоять посреди каюты, снова мучаясь от мысли, что Спенс не находит ее привлекательной. Для него она всего лишь Принцесса Ледышка. Повинуясь какому-то внутреннему импульсу, она сбросила рубашку и схватила с кровати шелковую черную простыню. Вздрагивая от прикосновения прохладной ткани к обнаженной коже, Тори соорудила себе подобие хитона. Она нашла в шкафу белый шелковый галстук и сделала из него пояс. Потом распустила и расчесала волосы. Глядя в зеркало, она подумала, что, завернутая в черный шелк, с распущенными волосами, она выглядит как женщина, которая приготовилась соблазнить мужчину.