litbaza книги онлайнСовременная прозаЧетыре подковы белого мерина - Наталья Труш

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 31 32 33 34 35 36 37 38 39 ... 63
Перейти на страницу:

– Ты все-все слышала? Мне показалось, что ты даже сопела во сне!

– Ну ты что! – возмутилась Лада. – Я не спала. Мне очень понравилось про рыбу! Еще раз про рыбу – про перламутровые косточки! Потом про то, как ты за рыбным обозом ушел в Москву! Ой, нет! Это Ломоносов за обозом! Или ты тоже пешком?

– Я не пешком! А говоришь, не уснула! Проспала все!

– Нет, не проспала! Значит, потом было про университет. Потом… потом… Вот потом не помню! – Лада покосилась на Влада. – Расскажешь снова?

– Расскажу! Попозже! А сейчас – подъем! Кажется, приехали доблестные стражи проезжей части! – Влад погладил Ладу по щеке. – Как интересно. Еще вчера ты от меня убегала, знакомиться не хотела. Заставила даже психовать и подставляться тебе на дороге…

– Значит, точно подставился! А что я говорила?!

– Подставился-подставился! – улыбнулся Влад. – Ты уж извини, ничего умнее не придумал! Зато все получилось! Будем дружить?

– Будем! – Лада была рада, что он оказался таким вот, с биографией, в которой были не только дорогущие туфли из тонкой светлой кожи «в дырочку», но и немодная рубашка, в которой он некомфортно чувствовал себя в университете, и ПТУ, в которые ссылали хулиганов и двоечников. – Знаешь, я сама тоже удивляюсь: полтора часа – и ты уже не посторонний!

– Зато каких полтора часа! – хитро подмигнул ей Влад. – В темной машине, в оооочень интимной обстановке! Всё-всё-всё! Идем!

Дело у них было до смешного простое. Инспектор, заполнявший документы левой рукой и оттого сидевший криво, зевнул сладко в рукав куртки и спросил:

– Что это вы из-за такой хрени всю ночь сидели? Повреждения незначительные, уж разобрались бы как-нибудь… Полюбовно…

– А мы и разобрались полюбовно. – Влад крепко сжал тонкие пальцы Лады.

Город был похож на бело-розовый зефир. Дома на Фонтанке красили в пастельные тона – кремовый, розовый, белый с оттенком персикового, бархатистый сиреневый. Похоже на зефир. Или на пастилу.

Снежная крупа, которая просыпалась на серый асфальт из серой тучи, будто кто-то не донес до стакана большую ложку с сахаром, и снег, падавший с неба большими хлопьями, похожий на воздушные взбитые сливки. Сахар для тех, кто любит, чтоб было сладко, и сливки для торта и клубники.

И темная вода Фонтанки, черная. Как черный чай. Или черный кофе…

– Чай? Кофе? – спросил Влад, и Лада оторвалась от созерцания вкусного города.

Они встречались с того самого дня, с ДТП, которое познакомило их. Именно «встречались»: гуляли по городу, ездили в лес и на залив, даже сходили в кино, но удовольствия от фильма не получили.

Оказывается, оба в кино не были лет сто, и за это время «самое важное из искусств» изменилось до неузнаваемости. В кино стреляли, совокуплялись, обнажались и матерились. Звук в кинотеатре долбил из всех углов так, что можно было орать друг другу в уши – не услышишь. Зато хорошо было слышно, как соседи справа и слева жрали попкорн. Именно жрали, и другое слово тут не подойдет. Попкорн зрители закупили перед сеансом, ведрами: по ведру на брата! Сожрать такое количество кукурузы нормальный человек не может! А нормальный зритель – запросто. Да еще сходит за добавкой и притащит новое ведро, свеженького, горяченького! И дух попкорна, того, что только со сковородки, поползет по рядам, и те, у кого зерно закончилось, будут глотать слюнки.

У Лады от тошнотворного горячего запаха ком к горлу подкатывал, и она с трудом досмотрела такую же тошнотворную экранную муру. И больше в кино она не ходила.

Нет, было дело! Как-то Ладу с Вероничкой занесло в киноцентр под самый Новый год. Шел второй день проката нашумевшего фильма-продолжения про Женю Лукашина, который в далеком семьдесят пятом улетел в Ленинград вместо Павлика.

Актеры те же, только старше на тридцать лет. Усталые лица, голоса с потрескиванием, будто звук старого радиоприемника, игра – не игра, а представление. Да, попкорн тоже присутствовал, но интерес к продолжению киношедевра семидесятых прошлого века перевесил отвращение к ведрам с воздушной кукурузой.

Лада смотрела фильм рассеянно. Размышляла о своем, следя за вялым сюжетом, и вдруг услышала фразу, от которой вздрогнула и почувствовала, как руки, ноги и спина покрылись пупырышками – «гусиной кожей».

То был заключительный монолог героя, ее любимого Жени Лукашина, постаревшего в кино и в жизни на целых три десятка лет: «У любви нет прошедшего времени…»

Лада охнула и вцепилась в руку Веронички.

Лада никогда не писала стихов. Даже в юном возрасте, когда все девочки пишут стихи, даже когда была безумно влюблена в своего Сережу Долинина.

А вот когда не стало Глеба Стрелецкого, ей писалось. Причем как будто не по ее воле. Вдруг начинали накатывать какие-то стройные предложения, которые нужно было только записать. И она записывала.

Это были даже не стихи, а какие-то рифмованные разговоры. С Глебом…

Как будто он при жизни не успел сказать ей все, что хотел, и, уйдя туда, откуда не возвращаются, пытался таким способом договорить. Это длилось примерно до сорокового дня, а потом как отрезало.

Стихов было много, и с тем, что написалось, надо было что-то делать. Лада решила, что напишет книжку. Не для публикации, не для читателей. Просто для себя. На память.

Книжка писалась тяжело. Каждое слово давалось с трудом. Она тогда сама была не живой, только почему-то продолжала ходить, дышать, говорить. Каждое слово о Глебе прорывалось на волю вместе со слезами.

Книжка так и не была написана. Ну разве что она разложила в нужном порядке стихи. И придумала название для книжки – «У любви нет прошедшего времени…».

Она никому не рассказывала о том, что в столе у нее хранится ненаписанная книжка. Никто из ее окружения не знал, что у ненаписанной книжки есть название – «У любви нет прошедшего времени…».

Только она одна знала, как родилось это название. Она не сняла его с потолка, вот такое вот, готовенькое, в котором заложен красивый ритм и мудрый смысл. Изначально была мысль, длинная, корявая из-за плохо держащихся друг за друга слов. Она долго крутила их: выбрасывала одни, добавляла другие, отсекала лишнее, прицепляла нужное. И в какой-то момент из остатков – всего пяти слов, сохранившихся после художественного выпиливания из корявой, как старое дерево, фразы, родилось оно – «У любви нет прошедшего времени…».

Есть в природе что-то необъяснимое, вроде коллективного разума муравьев. А чем иначе объяснить, что кто-то буквально из воздуха выхватил эту искусно вырезанную, отполированную, приготовленную сыграть свою роль в новом произведении, да так и не востребованную фразу, которая без дела пылилась в старой тетради Лады Стрелецкой. Она билась с этим названием, оттачивала его до совершенства, а потом забросила за ненадобностью в дальний угол. А кто-то, буквально из воздуха, только руку протянул и взял ее, готовую, переспевшую, едва не лопнувшую от обиды за отставку. И актер выучил фразу: «Кто это сказал: «У любви нет прошедшего времени»?» – и Лада чуть не крикнула в полутемном зале: «Я!!! Это я сказала…»

1 ... 31 32 33 34 35 36 37 38 39 ... 63
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?