Чесноков. Ему сорок два года, восемь лет он провел в лагерях.

– За что сидел?

– В первый раз – за грабеж, во второй – за кражу.

– То есть убийств за ним до сих пор не числилось. Это хорошо. Теперь мы можем проводить допрос. Но сначала мне нужно сделать два запроса. И, чтобы никого не отвлекать от дела, я эти запросы сделаю из нашего с лейтенантом кабинета. Ключ у тебя, лейтенант?

Полудин протянул сыщику ключ. Но Гуров не спешил покинуть кабинет. Он обратился к старшему лейтенанту Беседину:

– Есть что-нибудь новое касательно продажи наших картин на зарубежных аукционах? Или относительно агента, который выставил «Вечерний луч» и «Расставание»?

– Новых картин на продажу пока не выставляли. А вот об агенте информация есть. Мне сообщили из Цюриха, что он живет в Москве и все транзакции совершает оттуда.

– Очень хорошо! Мы его найдем. Майор, свяжись с нашим главком и передай туда всю информацию об этом любителе живописи, пусть его поищут. А я пока вас покину.

И Гуров поднялся в маленький кабинет, выделенный им с Полудиным. Там он сел за компьютер и послал запросы в управления Кирова и Костромы. Запросы вызвали недоумение у тамошних работников, пришлось воспользоваться телефоном. За первыми вопросами последовали новые, переговоры затянулись. Добрые полчаса Гуров терпеливо объяснял, что именно ему требуется.

Наконец сыщик вернулся в кабинет майора Ганчука. Здесь кипела работа – все сидели за компьютерами и что-то искали на просторах интернета.

– Итак, пришло время поближе познакомиться с Николаем Чесноковым, – объявил Гуров Ганчуку. – Николай Васильич, звони в СИЗО – пусть доставляют задержанного сюда. Вести допрос будем мы с тобой. Остальные пусть пока поработают в кабинете Полудина.

Ганчук принялся звонить в СИЗО, Волобуев и Полудин переместились в другой кабинет, а Гуров достал блокнот и освежил в памяти кое-какие факты, касающиеся фигуранта дела.

После стука в дверь конвоир ввел Пермяка. За ночь задержанный ничуть не изменился, смотрел на оперативников с той же ненавистью и всем видом показывал, что сотрудничать со следствием он не собирается. С него сняли наручники, усадили на стул, и Гуров начал допрос:

– Что ж, Николай, мы, как всегда, оказались правы. Нам потребовалась всего одна ночь, чтобы установить, кто ты и что за тобой числится. Мужик ты, конечно, крутой: два срока, восемь лет лагерей! Но пока что тебя ни разу не судили за убийство, поэтому и сроки ты получал сравнительно небольшие. Получается, убийства Востокова и Зверевой первые для тебя. Спрашивается: зачем ты повесил на себя еще четыре смерти? Это же верное пожизненное. А ты наверняка понимаешь, что это за штука.

После этой речи сыщик замолчал с таким видом, словно он никуда не спешил и вообще не был заинтересован в продолжении беседы. Зато допрашиваемый оживился. Он вскинул голову, которая до этого была опущена, и с вызовом произнес:

– Это с какого же перепугу вы собрались повесить на меня еще четыре трупа? Да и первые два лишние – я этих граждан в глаза не видел. Кто такой Востоков? Какая Зверева? У вас против меня ничего нет, вы просто на понт берете! Обычные ваши «ментовские» штучки!

– Почему ты считаешь, что у нас против тебя ничего нет? – удивился Ганчук. – Очень даже есть! Твой подельник Валя Столетов дал подробные показания о том, как происходило убийство Востокова. Все рассказал, кто где стоял, кто орудовал ножом, что потом делали. И данные криминалистической экспертизы подтверждают, что удары ножом наносил человек твоего роста и сложения. Кроме того, вчера на квартире гражданки Марковой в твоем бумажнике были найдены деньги. Опять же, экспертиза показала, что эти купюры ты получил от Столетова, а он их выручил от продажи украденного фарфора. Так что улик у нас достаточно, Коля…

Уверенности у допрашиваемого заметно поубавилось, но он не собирался сдаваться.

– Валя брешет, – заявил он. – И деньги он мне в карты проиграл. Больше улик у вас нет? Тогда отвали, гражданин начальник.

– Да, Николай, пока что это все улики, которые у нас есть, – согласился Гуров. – Но сейчас в криминалистической лаборатории проверяют твою одежду. Ты что думал, если ты рубашку, запачканную кровью, выбросил, а майку твоя подруга Анжела постирала, то на тебе и следов нет? Доказано: мельчайшие брызги крови остаются на любой одежде, которую носил убийца или человек, просто стоявший рядом с ним. Тем более Востокова ты бил с размаху, кровищи было много. Поэтому улики у нас еще будут, не сомневайся. И по Востокову, и по Зверевой, и по остальным четверым.

С каждым словом сыщика допрашиваемый волновался все сильнее.

– Никаких улик по Зверевой вы не найдете, потому что я ее не убивал! И еще четыре человека – это что такое? Вы что, всех «жмуриков», которые в Татуеве скопились, хотите на меня повесить?!

– Про четверых убитых мы потом поговорим. А вот о Зверевой давай побеседуем поподробнее. Ты говоришь, что не убивал ее, но, кроме тебя и Вали Столетова, там никого не было. А Валя неподходящий человек, он в убийцы не годится… Нет, Николай, от этого трупа тебе отвертеться не удастся.

– Мне и вертеться не надо, потому что мы ее не убивали. Ни я, ни Валентин. Мы ее только оглушили и пошли искать иконы и деньги.

– То, что вы за иконами охотились, нам известно. Вы должны были оттуда целую коллекцию унести. У нас много вопросов о судьбе этих икон – где они, кому их продали… А какие деньги вы искали?

– Обыкновенные деньги, – пожал плечами Чесноков. – Валентин пришел и сказал, что у бабы должно храниться не меньше «ляма» наличкой – часть в рублях, часть в валюте, – и что мы все это можем взять себе. А Вале это сказал заказчик.

– И иконы тоже себе? – удивился Ганчук. – Разве иконы заказчик не велел отдать ему?

– Нет, все нам досталось. Валя мне так сказал: мы можем все, что найдем, забрать себе, и иконы тоже – это будет нам вроде бонуса. Дескать, часть платы деньгами, часть – этими иконами.

– И что, вы их забрали?

– Забрали. Пару хороших, с серебряными окладами, и еще восемь штук похуже, доска доской.

– А деньги? – снова спросил Гуров. – Значит, там были и иконы и деньги?

– Ну да! – кивнул задержанный. Он был удивлен непонятливостью следователей. – Как нам сказали, так и было: две кладки денег в разных местах. Половина в рублях, половина в валюте.

– И куда вы дели иконы? – продолжал допытываться сыщик.

– Как куда? Я же говорю: Валентин отнес их