«Хватит на экран пялиться. У меня к тебе дело есть. Сможешь заработать вдвое больше, чем за этот фарфор. Такая перспектива тебя интересует?»

– И что ты ответил?

– Ответил, что перспектива, естественно, интересует. Тогда он заявил, что надо будет встретиться и обговорить детали. Если договоримся, он мне сразу передаст задаток – пятьдесят кусков. Мне такое начало понравилось, и я спросил, где встречаемся. Он сказал, на Черной скале, в десять вечера. «Только, – говорит, – смотри, своего друга, Пермяка, не приводи. Нам наедине надо поговорить. Нарушишь это условие – ничего не получишь». Мне, естественно, такое место встречи сильно не понравилось, я попробовал его уговорить на что-нибудь более цивильное – на ресторан там или кафе. Но он уперся и ни в какую: Черная скала, и все! Ну, я согласился.

– Какого числа состоялся ваш разговор?

– Какого числа? – задержанный задумался. – Кажись, это было в июне… Точно, в конце июня. Ночи еще короткие стояли, так что в десять вечера еще не совсем ночь была.

– Значит, ты согласился, да? Что было дальше?

– Я пришел на Черную скалу. Оглядываюсь – нет никого. А потом вдруг откуда ни возьмись появляется мужик и говорит…

– Погоди, – остановил допрашиваемого Гуров. – Скажи сначала, как он выглядел? Высокий или маленького роста? Молодой или пожилой? Давай полную характеристику.

– Ну, он точно невысокий, – начал вспоминать Столетов. – Ниже меня. А молодой или пожилой и какое у него лицо, я сказать не могу – он был в толстовке с капюшоном, надвинутым на самые глаза. Я только запомнил бороду – черная такая, длинная. Больше я ничего про его внешность сказать не могу.

– А голос какой? Может, это вообще не мужик был, а женщина?

– Он все время говорил шепотом. Сдавленный такой голос. Но точно не женский.

– Ладно, переходи к содержанию разговора. Что он тебе сказал?

– Сказал вот что: «На фарфоре вы с напарником неплохо заработали – я знаю, сколько ты от Сазонова получил. Но я назову тебе место, где вы сможете получить втрое больше. И работы никакой особо не требуется. И дело это не мокрое. Согласен?» Я, естественно, ответил, что начало мне нравится. Тогда он назвал эту самую Звереву, сказал, что у нее есть несколько старинных икон, на которые имеются покупатели. «Ты, Валя, этих покупателей не знаешь, поэтому тебе от этих икон никакой пользы нет. И не надо тебе никого знать. Вам с напарником надо только оглушить хозяйку, вынести доски и передать их мне. А что дальше – это мое дело».

– И что было потом? – спросил Ганчук.

– Потом? – задержанный пожал плечами. – Я немного еще поломался для вида – мол, почему так мало, надо бы побольше за древние иконы отваливать. Но сам видел, что условия хорошие, надо соглашаться. Человек этот мне так и сказал: «Не ломайся, Валя, – соглашайся! А то я других исполнителей найду». Я согласился, и мы обо всем договорились. Он дал мне адрес Зверевой и сказал, куда нести иконы. И под конец отдал пятьдесят кусков, как и обещал.

– Где и когда произошла передача икон?

– Он назвал мне старый дом в центре города. Его еще называют как-то по-особенному, я забыл…

– «Дом Воротынского»? – подсказал Гуров.

– Точно! «Дом Воротынского». Вот туда, на второй этаж, я принес доски, и там он со мной расплатился. Все произошло так же, как на Черной скале. Я пришел первым и никого не увидел. Покрутился, туда заглянул, сюда. Никого, только мусор всякий валяется. Я уже собрался уходить, и вдруг он вынырнул откуда-то из темноты. Я даже не понял откуда.

– А у тебя не возникло мысли, что он тебя грохнет и заберет иконы без всякой оплаты? – спросил Ганчук.

– Было такое опасение, – признался задержанный. – Я даже думал Пермяка с собой взять для надежности, но заказчик еще при первой встрече потребовал, чтобы я пришел один, иначе он не покажется, я останусь с этими иконами, и потом…

– Ты ведь не стал делиться с твоим напарником всем, что получил от заказчика, верно? – предположил Гуров. – Сотню, я думаю, утаил?

– В общем-то, да, – признался Столетов. – А почему я должен ему все отдавать? Это со мной заказчик разговаривал, мне доверился. У Пермяка здесь последнее место. Он еще меня благодарить должен за то, что я ему что-то заплатил.

– Значит, заказчик откуда-то вынырнул из угла и подошел к тебе? – Гуров продолжал восстанавливать картину «стрелки». – А потом что было?

– Да ничего особенного. Я ему отдал иконы, он мне – оговоренную сумму, триста тысяч, и на этом мы расстались.

– Больше ты его не видел?

– Нет, мы никогда больше не встречались.

– А в этот раз ты его смог разглядеть?

– Нет, он опять, как и в первый раз, был весь закутан.

– Из полученных денег ты сто тысяч отдал Чеснокову, верно?

– Да.

– Еще сто тысяч ты положил себе в карман у него на глазах. И еще сто ты заныкал и спрятал у себя в доме за печной заслонкой… Мы нашли эти деньги, Валя.

Услышав это, допрашиваемый вскинулся, решив отстаивать свои права, но быстро поник. Стало ясно, что этих денег ему уже не видать. Гуров взглянул на Столетова и сказал:

– Ладно, Валя, пока у нас вопросы к тебе кончились. Надеюсь, в этот раз ты ничего существенного от нас не утаил. – И он вызвал конвой.

Глава 23

Когда увели второго подследственного за день, пришла очередь Гурова ходить в волнении по кабинету. Спустя несколько минут он остановился напротив Ганчука.

– Ты хоть понимаешь, майор, насколько важные вещи мы сейчас узнали? Ведь эти факты полностью меняют всю картину того, что произошло за год в вашем городе!

– Пока я не очень понял, что нового мы узнали, – ответил на это Ганчук. – Да, у нас возник новый фигурант – человек, которого Столетов называет «заказчиком». Но тут встает вот какой вопрос: не выдумал ли Валя этого заказчика, чтобы запутать следствие?.. А больше ничего нового мы не узнали. Оба – и Чесноков и Столетов – отрицают свою причастность к убийству Ирины Зверевой, но убийцы всегда отрицают свою вину до самого последнего момента. Я еще ни разу не встречал убийцу, который с ходу признал бы свою вину. Отрицание – штука нехитрая.

– Мне кажется, Николай Васильич, ты в недостаточной мере осмыслил то, что мы сегодня услышали. Лично я ни секунды не сомневаюсь в существовании этого заказчика. У меня даже есть предположение, кто он, но я пока не буду высказывать свою гипотезу – для нее