Секретарь бюро Подмосковного угольного бассейна М.Ф. Постоловский, которого Фурер охарактеризовал как своего кровного друга и просил: «Помогите ему заботой перенести смерть друга», был арестован в день рождения Сталина, 21 декабря 1936 г., и расстрелян 7 августа 1937 г.

Иначе сложилась жизнь Г.А. Лерхе, артистки балета ГАБТа и жены Вениамина Яковлевича. В письме Фурер попросил партийных руководителей: «Помогите ей в увлекательном труде забыть незадачливого мужа». В июле 1937 г. она была арестована и как член семьи изменника Родины 2 октября 1937 г. приговорена к 5 годам исправительно-трудовых лагерей. Полностью отбыв срок, в июле 1942 г. освобождена. По свидетельству А.Н. Пирожковой, многие годы спустя, когда она предложила Лерхе встретиться и вспомнить В.Я. Фурера, то получила ответ: «Я так много страдала из-за этого человека, что не хочу вспоминать ни о нем, ни о годах в лагере и не хочу из-за этого встретиться с Вами»[411]. Так каким-то чудовищным образом исполнилось одно из желаний Вениамина Яковлевича Фурера, высказанное перед смертью.

Не все члены ЦК и Политбюро, которых вспомнил Фурер перед смертью, уцелели в ходе репрессий. Г.К. Орджоникидзе через несколько месяцев последовал примеру Фурера. Косиор, Постышев, Чубарь, Ягода в течение 1937–1938 гг. были арестованы и расстреляны. Из тех же, кто пережил Сталина, – Каганович, Молотов, Микоян – никто в опубликованных на сегодня воспоминаниях или беседах даже не упомянул фамилии Фурера. Подробно и довольно информативно рассказал о нем лишь Хрущев.

О своем непосредственном шефе Вениамин Яковлевич посчитал нужным написать особо: «А какой прекрасный руководитель и товарищ вырабатывается, растет не по дням, а по часам из т. Хрущева. У меня много к Вам благодарности, Никита Сергеевич, за совместную работу». Ответную признательность Хрущев выказал не сразу. В августе 1937 г. Никита Сергеевич, перечисляя разоблаченных в бюро Московского комитета врагов, считал нужным напоминать партийцам, что «Фурер в московской организации ходил с маркой остроумного человека» и резюмировал: «Эти люди, которые расскажут остроумный анекдотец вам, оказались врагами народа. Их шуточки являлись прощупыванием среды для вербовки»[412]. Затем на долгие годы фамилия этого партийного деятеля была вычеркнута из официальной истории. Вернулась она уже после смерти Сталина, благодаря новому руководителю государства – Никите Сергеевичу Хрущеву.

Февральско-мартовский пленум во многом определил дальнейшее развитие страны, московской парторганизации и карьеры Н.С. Хрущева.

Руководство тщательно готовилось к пленуму. Решение о его созыве было принято Политбюро 28 января 1937 г., а 31 января намечены докладчики. Порядок дня и докладчики утверждены 5 февраля 1937 г., 13 февраля установлена очередность докладов. 17 февраля 1937 г. Политбюро утвердило проекты резолюций по вопросам порядка дня пленума ЦК ВКП(б)[413].

Днем ранее, 16 февраля 1937 г. секретариат ЦК ВКП(б) удовлетворил просьбу Н.И. Ежова и разрешил присутствовать на будущем пленуме 19 работникам НКВД. 10 из них были из центрального управления, а 9 являлись начальниками областных, краевых и республиканских управлений НКВД (Ленинградской, Западно-Сибирской, Сталинградской, Свердловской области, Азово-Черноморского, Северо-Кавказского края, Казахской, Грузинской и Азербайджанской ССР) [414]. Это тем более важно, если учесть, что ряд партийных, хозяйственных и военных деятелей на пленум не пустили. В их число попал и уполномоченный Комиссии советского контроля по Горьковской области (а в начале 1930-х гг. – секретарь Московского обкома) Константин Вениаминович Гей[415].

Пленум открылся 23 февраля и шел без перерыва 11 дней[416]. Все это время обсуждались 4 вопроса, на каждый из которых пришлось потратить по несколько дней:

1) «Дело Бухарина и Рыкова» (докладчик Н.И. Ежов) – 3,5 дня;

2) «Подготовка партийных организаций к выборам в Верховный Совет СССР по новой избирательной системе и соответствующая перестройка партийно-политической работы» (докладчик А.А. Жданов) – 1,5 дня;

3) «Уроки вредительства, диверсии и шпионажа японо-немецко-троцкистских агентов», иллюстрируемые на примерах наркоматов тяжелой промышленности, путей сообщения, внутренних дел (докладчики В.М. Молотов, Л.М. Каганович, Н.И. Ежов) – 3,5 дня;

4) «О политическом воспитании партийных кадров и мерах борьбы с троцкистскими и иными двурушниками в парторганизациях» (И.В. Сталин) – 2,5 дня.

Судя по опубликованной стенограмме, Хрущев дважды выступил на февральско-мартовском пленуме – по докладам Жданова и Сталина. По сравнению, скажем, с секретарем Азово-Черноморского крайкома Е.Г. Евдокимовым, который в каждом из трех своих выступлений старался кого-то изобличить, Никита Сергеевич не занимался развернутым обличением присутствующих. Даже редкие реплики Хрущева почти всегда звучали на фоне возгласов других.

При разборе дела Бухарина и Рыкова Никита Сергеевич ограничился несколькими репликами. В частности, во время выступления Н.И. Бухарина он заметил: «А Цетлин сказал, что по существу у вас был второй ЦК». Бухарин замечание Хрущева проигнорировал. В тексте стенограммы, сразу после хрущевской реплики, это было обозначено как «Бухарин молчит». Николай Иванович не согласился с данной трактовкой и при чтении стенограммы оставил помету: «Я не слышал реплики Хрущева и не мог поэтому молчать». Когда же Рыков признался, что в свое время читал рютинскую платформу и не сказал об этом в ЦК, Хрущев присоединился к хору возмущенных реплик: «У нас кандидаты партии, если попадется антипартийный документ, они несут в ячейку, а вы – кандидат в члены ЦК». Третью реплику Никита Сергеевич подал во время заключительного слова Н.И. Ежова, когда тот описывал связи Бухарина с троцкистами и перечислял его неофициальные встречи с Каменевым. Доказательством этому служили показания арестованных и Хрущев напомнил докладчику еще об одном свидетеле: «И Томский в ОГИЗе это сказал, есть стенограмма».

Несмотря на такое скромное участие в обсуждении, Хрущев, тем не менее, вошел в состав специальной комиссии под председательством А.И. Микояна, организованной на пленуме для решения судьбы Бухарина и Рыкова. Опрос членов комиссии выявил на сей счет несколько точек зрения. Согласно протоколу заседания комиссии пленума от 27 февраля 1937 г. Хрущев высказался за предложение П.П. Постышева – исключить их из состава кандидатов и членов ЦК ВКП(б), предать суду, без применения расстрела[417]. В тот же день, 27 февраля 1937 г., Бухарин и Рыков были арестованы. Так Никита Сергеевич внес свой вклад в подготовку будущего политического процесса.