Джулия понятия не имела.

И когда ее мозг устал обдумывать инцидент в душе, она переключилась на смерть Лоуренса де Винсента, уже несколько дней как ушедшего в мир иной, но о смерти которого ей никто не сообщил, пока она сама о нем не упомянула. Такого рода новости казались ей чем-то, о чем принято сообщать немедленно.

Конечно же, де Винсенты были озабочены сохранением своей частной жизни, но, бога ради! Это казалось ей странным, даже если не принимать во внимание ответ Люциана и Гейба. Джулия не была настолько наивной, чтобы считать, что у всех такие же прекрасные родители, как у нее, но их реакция казалась чрезмерной.

Хотя опять же, все в братьях казалось чрезмерным.

Она совсем не хотела думать о том, что когда Гейб впервые увидел ее, она была абсолютно голой, но он говорил и обращался с ней так, будто знал ее целую вечность. Он пришел утром, принеся поднос с завтраком, и поболтал о резьбе, которую выполнил в доме.

То же можно было сказать и о Люциане. Правда, причины, по которым он вел себя с ней так, будто они старые знакомые, были совсем другими. Он оставался ночью до тех пор, пока она не уснула, и это могло бы показаться навязчивым, но не показалось.

Зато заставило ее смутиться сильнее, чем что бы то ни было.

Вздохнув, она отмела прочь мысли и прошлась по комнате Мадлен. Кто-то помог ей подняться с постели, вероятно, один из братьев. Она сидела в кресле у окна, когда Джулия вошла в комнату. Кровяное давление и пульс были в пределах нормы.

— Как ты себя чувствуешь сегодня? — спросила Джулия, откидывая волосы Мадлен за плечо. — Похоже, сегодня будет прекрасный день. — Когда она обошла кресло, ей в голову пришла мысль. — Интересно, сможем мы погулять с тобой, прежде чем станет слишком жарко? Уверена, тебе понравится.

Джулия заметила, что взгляд Мадлен снова сфокусировался на картине. Из любопытства она подошла, чтобы взглянуть поближе.

Слабые следы кисти кружили в оттенках зеленого и коричневого, уступив в итоге серому сланцу надгробий. Детализация была удивительной, от мельчайших стебельков увядающей травы до завитков на колоннах надгробий.

Даже лицо ангела в центре было тщательно прорисовано.

Это было похоже на фотографию.

Картина была красива, но одновременно пугала.

Джулия нахмурилась. В нижнем правом углу полотна были две буквы, написанные белым.

— М. Д.? — прошептала она.

Она медленно повернулась к кровати.

— Это твои инициалы? Ты нарисовала это?

Мадлен моргнула.

Это, конечно, был так себе ответ, но разве могло так совпасть, чтобы в этом доме висела чужая картина с такими же инициалами? Хотя опять-таки, она могла принадлежать другому члену семьи, давно умершему предку. Джулия посмотрела на неподвижные руки Мадлен. Пальцы были длинными и изящными. Руки художника, прямо как у… Она со стоном оборвала мысль и заставила себя думать о другом.

Если Мадлен была художницей, могла ли Джулия использовать это? Существовало множество исследований об использовании искусства как способа коммуникации с пациентами, которые не могли общаться вербально. Может быть, получится что-нибудь в этом роде… Шаги прервали течение ее мыслей. Джулия, поежившись, повернулась к двери. Она ожидала, что один из братьев сейчас начнет кричать на нее за то, что она вылезла из постели.

— У меня проблемы, — прошептала она Мадлен.

Появилась тень, а затем человек, одетый в дорогой, сшитый на заказ костюм угольно-серого цвета. Это был поразительно красивый пожилой мужчина с темными волосами и серебром на висках. Он был так похож на Гейба и Девлина, что если бы она не знала об их отце, то решила бы, что это он.

Мужчина остановился прямо на пороге, взгляд того же удивительного зелено-голубого оттенка глаз переходил с сидящей Мадлен на стоящую Джулию. Человек прокашлялся, поправляя темно-серый галстук.

— Здравствуйте. Вы, должно быть, новая сиделка.

Понятия не имея, кто это, она кивнула.

— Да. Меня зовут…

— Джулия Хьюз, — перебил он, чуть улыбнувшись, и вошел в спальню. — Я много слышал о вас.

О боже.

Это могло столько всего означать.

— Значит, у вас передо мной преимущество. Я не знаю вашего имени.

— Сомневаюсь, что найдется так уж много тех, у кого будет такое преимущество, — ответил он, и, боже, это прозвучало странно. — Я Стефан де Винсент. Сенатор де Винсент.

Сенатор. Господи, она читала о нем в желтой прессе. Большей частью нехорошие вещи. Кажется, что-то о практиканте, который работал в его офисе и исчез при подозрительных обстоятельствах, как-то связанных с ним.

— Вижу, вы обо мне слышали.

Джулия надеялась, что по ее лицу нельзя было прочесть ее мысли, это было бы неловко.

— Приятно познакомиться.

Он поднял подбородок, оглядывая комнату, его взгляд плясал над головой Мадлен.

— Ну, я тут по делам и подумал, что могу навестить свою племянницу.

— Вас оставить вдвоем? — спросила она, и от этой перспективы ей стало не по себе.

— Нет необходимости. Как она?

Джулия сложила руки вместе.

— Так хорошо, как только можно ожидать.

— И что это значит? — спросил он. Его глаза, так похожие на глаза остальных де Винсентов, оставались безразлично холодны. — Что она сама дышит и сидит?

Джулия почувствовала разгорающийся внутри огонь.

— Что удивительно, учитывая, через что она прошла.

— А через что именно прошла Мадлен? — сенатор сложил руки. — Мне сказали, что этого точно никто не знает. Все, что мы знаем: она в хорошем состоянии.

Джулия нахмурилась.

— Сомневаюсь, что ее состояние можно назвать хорошим.

— Это медицинское заключение или частное мнение? Я спрашиваю, поскольку, как мне кажется, у нее потрясающее здоровье для того, кто пропадал десять лет и считался мертвым. — Он улыбнулся, но было в его улыбке что-то высокомерное. — И поскольку, я уверен, вы не осведомлены о предыдущем поведении Мадлен, прошу простить, если я немного скептичен по поводу ее состояния.

Она выпрямилась, почувствовав острую необходимость защитить эту женщину.

— Мое медицинское заключение состоит в том, что она в хорошей физической форме, несмотря на то что случилось.

— Хм-м, — протянул он с абсолютным пренебрежением. Сенатор прошел к Мадлен, и Джулия с трудом удержалась от того, чтобы не вышвырнуть его. К счастью, он остановился в нескольких футах от женщины. — Я помню первый раз, когда она убежала. Ей было шесть. Убежала с этим ее кузеном. — Он с отвращением скривил губы. — Довела мать до истерики, а ее отец беспокоился, как бы с ней не случилось что-то ужасное. Мальчики нашли их обоих, спрятавшихся в нескольких милях от поместья и играющих в какую-то игру.