Бигадор три дня не приходил домой. Сан была обеспокоена. Она многократно звонила ему на мобильный, но он не брал трубку. Однако она не решилась звонить его друзьям: возможно, он с кем-то из них, но если это не так, ему не понравится, что кто-то узнает об их ссоре. Она не хотела, чтобы он еще сильнее сердился. Сан не в силах была думать о том, что когда он вернется, он снова будет кричать на нее и бить по всему, что попадается под руку. Когда она думала об этом, она опять плакала.

Но он, тем не менее, пришел обеспокоенный, с поникшей головой, пытаясь улыбаться, несмотря на стыд и грусть. Он принес флакон ее любимых духов, которыми она всегда брызгалась, когда они заходили в большие магазины, и которые она не могла себе позволить купить из-за их высокой цены. Бигадор попросил у нее прощения со слезами на глазах. Он занялся с ней любовью с бесконечной нежностью, и в ту ночь они спали в обнимку, близко друг к другу как никогда. Сан чувствовала редкие и короткие удары его сердца, а он — свежий аромат ее спутанных волос.

Первые побои были через несколько недель, в августе, во время грустного отпуска, который они так и не смогли провести вместе. Они случились, как случается землетрясение, как любое стихийное бедствие, внезапно, хотя были все те звоночки, которые на них указывали давно, те знаки, которые Сан замечала и старалась, тем не менее, не замечать.

Был пятничный вечер. Лиссабон пылал. Жара скапливалась все лето по улицам, наполняя асфальт, стены домов и дверные ручки. Даже деревья источали жару, как будто невидимый огонь пожирал их изнутри и распространял испарения в воздухе. Сан работала весь день. Она смертельно устала. Ее организм был сильным, но беременность отнимала его выносливость. У нее отекли ноги и болели почки, как будто кто-то хлестал кнутом там, в области пояса. Сан пришла домой с единственным желанием отдохнуть, что-нибудь быстро съесть на ужин и лечь пораньше, чтобы снова рано встать на следующее утро.

Она нашла Бигадора сидящим на диване, он спал. На столе стояло пять или шесть пустых банок из-под пива.

Телевизор работал на полную громкость. Шел фильм, в котором какие-то типы наносили друг другу удары, гонялись один за другим на машинах, издавая адский шум. Сан убавила звук, после чего подошла к мужчине и поцеловала его:

— Привет, милый.

Он открыл глаза и потянулся, зевая:

— Привет.

— Как прошел твой день?

— Скучно. Я ничего не делал.

— Ты не выходил из дома?

— Нет. Мне не хотелось.

— А я так устала от этой жары. Посмотри на мои ноги, как они опухли…

Бигадор мельком взглянул:

— Ничего себе!.. А что на ужин?

— Рис с треской. Я приготовила вчера. Ты не мог бы подогреть? Мне нужно прилечь ненадолго.

— Ты знаешь, что я не люблю разогретый рис…

Сан ощутила, как кровь поднималась у нее по всему телу и начинала биться в висках, лавина злобы, которая тут же была остановлена страхом, как вода гасит огонь. Она поняла, что мужчина на грани очередного приступа ярости. Она не хотела его слушать. Не хотела, чтобы его крики обрушивались на нее, словно острые камни. Она этого не вынесет. У нее нет сил, чтобы выдержать его гнев. Было такое чувство, что если он закричит на нее, она рассыплется, растворится в воздухе, как растворяются привидения. Не осознавая того, она вошла в пещеру, где прячется страх, в это ужасное и красноватое место, где жертва предпочитает сдаться, чем снова спровоцировать ярость своего мучителя. Поэтому Сан промолчала. Она ушла в комнату и переоделась в домашнее платье. Потом молча вернулась на кухню и приготовила ужин. Подогрела рис, расстелила скатерть, разложила приборы и поставила стаканы, достала из холодильника пиво для него и бутылку воды для себя, нарезала хлеб, разложила еду по тарелкам.

Они сели за стол. К тому времени Сан преодолела неприятный момент. Она постепенно делала его все меньше внутри себя, силой уменьшала, пока он не стал крошечной темной пылинкой в ее голове. Она попыталась говорить о том, что нового было в булочной, о донье Луизе, старушке из дома на углу, которая пришла очень радостная и долго разглядывала свое отражение в стекле витрины, потому что ее сосед с пятого этажа, такой симпатичный парень, когда встретил ее на лестнице, сказал, что каждым днем она выглядит все моложе, и очень жаль, что у него уже есть девушка, иначе бы он за ней приударил. И об Элизе, хорошенькой девочке из ближнего переулка, которая спросила, правда ли, что у Сан будет ребенок, и как делаются дети, и кто ее муж.

Бигадор почти не отвечал. Он снова включил телевизор, и теперь смотрел матч, из-за которого стучал кулаком по столу и периодически вскрикивал. Сан закончила ужин в молчании. Она хотела, чтобы игра продолжалась долго, и она могла бы одна лечь спать и уже уснуть к тому времени, когда он будет ложиться. Закончив, она встала и убрала со стола. Потом помыла тарелки, вытерла их и убрала все на свое место. Протерла тряпкой кухонный гарнитур, раковину и плиту. Теперь она могла ложиться спать. Бигадор открыл еще одно пиво и опять лежал на диване. Он продолжал смотреть футбол, но матч, наверное, был не очень интересным, потому что теперь он молчал и казался спокойным. По дороге в спальню Сан подошла к нему:

— Спокойной ночи, — сказала она.

— Ты уже ложишься спать?

— Да, я умираю от усталости, больше не могу.

— Мы никуда не пойдем?

— Пойдем?..

— Сегодня пятница, у меня отпуск, я уже устал сидеть дома.

Сан почувствовала резкую боль в почках, как будто страх был прицеплен именно там и готовился расползтись по всему телу. Она попыталась держать себя в руках. Ей показалось, что будет лучше, если он ничего не заподозрит:

— Прости, милый. Я очень устала, правда, и мне завтра надо рано вставать. Давай завтра сходим куда-нибудь, я тебе обещаю.

Бигадор сохранял спокойствие до этого момента, говоря тихим голосом, терпеливый, как хищник, который бесшумно преследует свою жертву. Теперь он начал кричать:

— Ты испоганила мне отпуск! Я не смог поехать в Альгарве из-за тебя! И теперь я не могу даже пойти чего-нибудь выпить! Давай, доставай меня, посмотрим, до чего ты дойдешь!

Сан прошептала:

— Иди один. Мне все равно. Я не могу.

— Тебе все равно?.. Все равно?..

И тогда он набросился на нее. Огромный кулак врезался в ее скулу, один, два, три раза. Другая огромная рука держала ее за предплечья, которыми Сан пыталась защититься от этой неожиданной громадины, от всей этой жестокости, которая навалилась на нее в одно мгновение, разрушая ее женскую гордость, отрешенность ее любви, ее слепую веру в жизнь, которую она себе строила, убежище от враждебности и несчастий, которое страстно пыталась соорудить для себя самой, для него и их сына. Ее тело не испытывало боли, она не чувствовала ударов, но знала, что по мере того, как они достигают ее, очень важная часть ее личности исчезала в не-бытие и никогда больше не вернется.