Чем ближе они подходили к Верочкиному дому, тем тяжелее становилось у девушки на душе. Филипп, еще не знавший, что у ближайшей грязно-серой пятиэтажки оборвется их романтическая прогулка, веселил Верочку интернетовскими приколами, обильно пересылаемыми ежедневно на его почту друзьями и знакомыми. Вся ответственность ложилась на притихшую спутницу, в бешеном темпе просчитывавшую возможные варианты расставания. Их было больше, чем иголок на елке, поэтому Верочка малодушно спихнула ответственность на кавалера, перебив его веселье:

– Ну вот. Пришли.

В конце концов, решения должен принимать мужчина. С другой стороны, нельзя же доверить ему столь ответственное дело, не направив в нужную сторону. Лодка тоже должна плыть, а не тонуть, но только от доброй воли и желания пассажиров зависит, заткнуть пробоину в днище или надеяться, что она сама зарастет. Когда-нибудь, определенно, зарастет, но к тому времени лодка должна будет провести на дне лет сто. Поэтому Верочка все-таки слегка помогла растерявшемуся Филиппу, неопределенно улыбнувшись и вздохнув, демонстрируя некоторую грусть и нежелание расставаться.

Снежинки застревали в его длинных ресницах, создавая празднично-новогоднее томление в груди разволновавшейся Веры. Редкие прохожие спешили мимо, не замечая, как совсем рядом рождается большое и светлое чувство. Только один угрюмый дядька с интересом мазнул глазами по застывшей парочке, прикуривая у останков телефонной будки. Наличие зрителя сбило Веру с нужной волны, и она нетерпеливо переступила с ноги на ногу – холод примораживал инстинкты и мешал полету мечты.

– Я рад, что теперь мы вместе, – довольно буднично сообщил Филипп. Фраза эта совершенно не вязалась с его неординарной внешностью, предполагавшей способность более витиевато объясняться с дамами. Кроме того, смысл сказанного терялся в тумане: то ли он имел в виду работу и, соответственно, ежедневные встречи и тесное сотрудничество, то ли это было предложение чего-то большего, завуалированное под волевое мужское решение. Вера знала, что если не выяснит все немедленно, то, во-первых, промучается всю ночь, придумывая подходящие трактовки высказывания, а во-вторых, потом уже вряд ли решится вернуться к разговору. Жить с ощущением недоумения и недосказанности она категорически не желала.

– В смысле? – Вера недоуменно дернула плечиком и подняла бровь.

– В прямом. – Филипп тоже поднял бровь, изображая намек на что-то. Скорее всего, он и сам не знал, на что именно намекал в данный момент, но основная задача – огорошить Веру, побудив к объяснениям, была достигнута. Все-таки расставание с Алиной, которая в одностороннем порядке решила его судьбу, слишком больно ударило по самолюбию, навсегда поселив в душе Филиппа страх быть униженным. Поэтому предлагать что-то, рискуя нарваться на насмешку или отказ, он не планировал. Девушка должна была сама сформулировать тактику дальнейшего общения и озвучить ее. То есть, как опытный спортсмен, Филипп не желал прокладывать лыжню, предпочитая идти по проторенной дорожке. Если маршрут не устроит, то всегда можно свернуть. Это проще, чем получать в спину тычки лыжной палкой и слышать окрики, чувствуя себя конем в упряжке.

Интуитивно Верочка хотела того же, поэтому беседа зашла в тупик.

Поулыбавшись и поозиравшись вокруг с преувеличенным вниманием, она вдруг поняла, что сейчас последует прощание, которое, вполне возможно, станет роковым, и зарождающиеся отношения перерастут в дружбу, а совсем не в то, на что она рассчитывала. Как это всегда происходит в жизни, мужской инфантилизм перевесил женскую дипломатию, и Верочка вынуждена была решиться на очередной книксен в сторону бездействовавшего Филиппа:

– У меня такое чувство, что мы уже давно знакомы…

Получилось излишне откровенно и заманивающее, поэтому она тут же добавила:

– Может, мы раньше где-то встречались?

Подразумевались немедленные ответные заверения кавалера в том, что такого быть не могло, иначе он ни за что на свете не забыл бы ее восхитительный образ. Но Филипп не оправдал надежд:

– Ну, раз ты меня не помнишь, значит, не встречались.

Вообще-то, на такую формулировку можно было даже обидеться, но он вдруг ослепительно улыбнулся и взял Верочку за руку. Сердце у нее ухнуло вниз, а организм забыл, как дышать, замерев на вдохе.

Филипп смотрел на девушку и вспоминал, как они в первый раз поцеловались с Алиной. Это случилось после какой-то вечеринки, Алина была совершенно пьяна и пахла пивом. От нее волнами исходило бесшабашное веселье и уверенность в том, что жизнь прекрасна. Тогда у Филиппа было ощущение, что он держит в руках солнечного зайчика, готового в любой момент выпрыгнуть и улететь. Строптивый зайчик все-таки улетел, унеся с собой шлейф из капризов, невыполнимых требований и что-то еще, что раньше принадлежало Филиппу и без чего теперь жизнь была пресной, как кипяченая вода.

От Верочки исходил легкий аромат нежных духов и стабильности. Она была привлекательной, перспективной и предсказуемой. Миниатюрная, шебутная и самоуверенная Алина не шла ни в какое сравнение с этой статной спокойной девушкой. Филипп довольно улыбнулся: жизнь демонстрировала торжество справедливости, сделав столь удобную для него рокировку.

Поцелуй не состоялся. Филипп не считал нужным торопиться и бежать впереди паровоза, а Верочка сочла прощальную паузу слишком затянувшейся, чтобы намекать на поцелуй. Оставив последнее слово за собой, она старательно отряхнула сапожки и легко проворковала:

– Ну что? До завтра?

Филиппу ничего больше не оставалось, как подтвердить факт прощания.

– До завтра.

– С кем это ты там топталась? – Вопрос Ярославы Аркадьевны прогрохотал через все лестничные пролеты и свалился прямиком на темечко затаившейся у окна Верочки: она тщетно пыталась разглядеть, ушел ли Филипп или продолжает томиться у подъезда, но мутное окошко оставляло этот вопрос без ответа – разглядеть что-либо было практически невозможно.

– Вера, я с кем разговариваю?! – В голосе мамы появилась тревога. Вероятно, она заподозрила неладное и, судя по тяжелому шарканью, двинулась на рекогносцировку.

– Мам, я иду уже, иду.

– Не смей разговаривать таким тоном! – немедленно взвизгнула родительница. – Вместо того чтобы побыстрее прийти домой и рассказать матери, как все прошло, она отирается там с каким-то паршивым брюнетом!

Судя по подробностям, маман дежурила у окна с биноклем. Иногда Верочке казалось, что мама неправильно применяет свои таланты: ей бы не в плановом отделе сидеть, а работать психологом. «Паршивым» Филипп был назван не ради красного словца, а с целью прощупать почву и понять, будет ли дочь с пеной у рта возражать против столь нелестного эпитета и отстаивать честь и достоинство кавалера. Все эти приемы допрашиваемая прекрасно знала, поэтому проигнорировала оскорбление и промолчала, с нарочитой сосредоточенностью стаскивая сапоги.

– Ну?! – взвыла Ярослава Аркадьевна.

Верочка послушно пересказала маме содержание своего первого рабочего дня, попутно вспомнив, что завтра надо прихватить с собою пару словарей и документы, дабы не доставить Ларисе пару лишних минут торжества.