– Сам задержусь. Назло тебе... Вопрос хочу задать. На злобу дня.

– На злобу дня и назло мне. Это интересно.

– Куда подевались люди из окружения Елизарова?

– Это ты о чем, начальник?

– Двадцать четвертого января этого года вы, гражданин Орлик, со своей охраной прибыли в дом гражданина Елизарова Владислава Георгиевича. После этого гражданина Елизарова отвезли на его дачу, где он в настоящее время и проживает. А люди из его охраны бесследно исчезли. Гаврилов Илья Михайлович, Ульцев Алексей Павлович, Коряга Борис Иванович... Дальше перечислять?

– Зачем? Ни тех, ни других не знаю... А то, что к Елизарову приезжал, так это я дочь его сватать приезжал. Люба, дочь его, моя жена. Или тебе и это не нравится, начальник?

– Почему Елизаров отошел от дел?

– От каких дел?

– Криминальных.

– Какой криминал, о чем ты?

– Брось паясничать, Орлик. Ты все прекрасно понимаешь... Охранников его ты застрелил, а его самого отправил на пенсию...

– На пенсию он сам ушел. А охранников его я не трогал... Да ты сам к нему поезжай, он тебе скажет...

– Елизаров овощи на даче сажает, – пренебрежительно усмехнулся Головатый. – И сам как овощ. Чем вы его колете? Аминазин, галоперидол?

– Свежий воздух, знойная баба, никаких стрессов. Как в раю живет человек. Потому и спокойный такой...

Елизар был вдовцом, и сразу стал жить с женщиной, которую Тимофей определил ему в экономки. Ирина Викторовна действительно подмешивала ему в пищу сильные антидепрессанты – это чтобы Елизара обратно в дело не тянуло. Потому и спокоен он, как замороженный удав. Потому и не доставляет Тимофею никаких хлопот. И язык у него крепко-накрепко завязан... Но без побочных реакций не обошлось. Деградирует Елизар, как личность регрессирует. Что ж, тем лучше. Если вдруг развяжется язык, то уже сейчас психиатрическая экспертиза может признать его невменяемым...

– Ты думаешь, я тебе поверил?

– А мне главное, чтобы судья верил.

– Будет суд. Обязательно будет... Что с Козьминым ты сделал, куда он пропал?

– Говорят, на Сейшелы укатил. Там его ищите...

– А мне почему-то кажется, его на том свете искать надо.

– Если ты хочешь, чтобы я тебе туда визу оформил, так это не по адресу. Я человек законопослушный, – хищно усмехнулся Тимофей.

– Науменко из окна выпал. Как ты это объяснишь?

– Нажрался и выпал... Со мной однажды такое было. Если б за веревки не зацепился, не было бы меня сейчас здесь.

Никогда не забыть Тимофею, как ждановские отморозки выбрасывали его из окна. И Ладу ему не забыть. Как в воду она канула. Вместе с теми подонками. Сколько искал он их, все впустую...

– Ну а Науменко за веревки зацепиться не смог. Потому и разбился.

– А мне почему-то кажется, что ему помогли разбиться.

– Мне тоже кажется. Что доказательств у тебя никаких нет, кажется. Слушай, а чего это ты вчерашний день ищешь? Полгода прошло с того несчастного случая...

Тимофей и его парни сработали чисто. Потому и колотится Головатый в бессильной злобе. Хочется ему за жабры его взять, да выскальзывает он из его рук. И так всегда будет...

– Несчастный случай будет у тебя. И доказательства будут. Обязательно будут. Через год, через два, но будут. И то, что расстрел в Первомайском районе твоих рук дело, тоже докажу...

Тимофей был в курсе, что руоповцы подозревают его в гибели ждановских бойцов. Но и здесь у них нет железобетонных доказательств. А слухами дело не сошьешь...

– А политику вешать на меня не надо. Я, начальник, первомайские демонстрации не расстреливал.

– Демонстрации, говоришь, – язвительно усмехнулся Головатый. – Что ж, будет и на моей улице демонстрация... Дождешься ты у меня.

– Может, все-таки выпьешь? – Тимофей посмотрел на него, как может смотреть заботливая мама на взбалмошного ребенка, который отказывается пить лекарства.

– Я тебя предупредил.

Майор поднялся со своего места так резко, что стул не удержался на ножках, завалился на спинку.

Головатый ушел. Тимофей вызвал к себе техника, который тщательно отсканировал кабинет в поисках прослушивающих устройств. Затем позвал своих верных замов – Алекса и Борца.

– РУОП у нас был, – с известных вещей начал Тимофей. – Опять про первомайскую операцию разговор шел. Говорят, ждановских много полегло...

– Мы то здесь при чем? – невозмутимо спросил Алекс.

Он понял, о чем шел разговор. Но натура у него правильная. Даже если он на все сто процентов уверен, что вокруг нет посторонних ушей, все равно ничего не скажет про мокрые дела. И Борец такой же.

– А при том, что менты идею нормальную подали. Хоть и не первое мая сегодня, но на природу бы съездить не мешало. На Ревень-озеро можно съездить, там сейчас и рыбалка, и вообще...

– Пахомыч все организует, – оживился Алекс.

Рыбалку он любил. И особенно то, что ей сопутствовало.

– Не вопрос, на Пахомыча можно положиться, – кивнул Борец.

Пахомыч был председателем рыбхоза. Крепкий мужик, не позволил хозяйству своему развалиться. Да и Тимофей в свое время помог ему денежными вливаниями. Свой пакет акций у него, поэтому Пахомыч под уздой. Потому и рыбалку организует, и баньку, и ночлег. Все будет... На природе и о делах можно будет поговорить, о планах на будущее. Вряд ли у Головатого будет возможность заслать к ним в запруду аквалангиста с микрофоном направленного действия. Если он вообще узнает, куда отправился Тимофей.

Люба не пришла в восторг от его идеи. Подозрительно покосилась на него, напряженно спросила:

– Бабы будут?

– Ну какие бабы в деревне? – удивленно посмотрел на нее Тимофей.

– Деревенские. И городские. Если с собой возьмешь. А ведь возьмешь.

– Не возьму.

Он действительно не собирался брать с собой женщин. Этим должен был заняться Алекс. Будет весело на Ревень-озере, но Тимофей еще точно не знал, присоединится он к общему веселью или нет. Не тянет его на чужих баб, но под градусом все может случиться. И долг перед женой его не остановит.

Утром за ним заехал джип с охраной. Брезентовка, джинсы, «беретта» в кобуре на всякий случай, нож охотничий за берцем. Удочки он не брал, у Пахомыча все есть. Алекс и Борец дождались его на выезде из города. Вся компания в сборе.

Километрах в двадцати от Заболони машины свернули с Рязанского шоссе, пошли по тряской проселочной дороге. Одна деревня, другая. Покосившиеся бревенчатые дома, просевшие крыши, заколоченные дома. Тоска и безнадега. Темная от времени сараюшка с вывеской «Магазин». Типичное сельпо. Молодежи почти нет, в основном старики. Больше болтают друг с другом, чем покупают.