«Держись от него подальше».

Рамон поднял бокал и улыбнулся ей так, будто прочитал ее мысли. Хотя это, конечно же, невозможно.

— За новое знакомство.

Вино оказалось мягким и терпким. Офелия сделала глоток и отставила бокал в сторону. По телу расползалось тепло. И спокойствие. Но теперь ее брючный костюм и лодочки казались совершенно неуместными. В ее гардеробе не было наряда, который бы подошел местному убранству. Они неторопливо ели, обмениваясь общими фразами. Рамон рассказывал о лошадях, она подтвердила, что с нежностью относится к этим животным и рада сюрпризу. Музыка, книги, стремления, случаи из жизни. Их беседа перетекала из русла в русло, не выходя за берега. Постепенно Офелия полностью успокоилась. Это существо действовало на нее магическим образом. Или это алкоголь?

Ей нравился тембр его голоса, нравилось, как внимательно и чуть опасливо он на нее смотрит, нравился холод в глубине глаз, свойственный только бессмертным обращенным, нравилась надменная складка губ, которые сегодня улыбались чаще, чем обычно. Она впитывала каждую черточку его лица, вбирая этот образ и стараясь запомнить все. Весь вечер, каждое слово, каждый жест. Так, будто это никогда не повторится.

Через час ужин был закончен. Если бы ее спросили, что она ела, она бы не смогла ответить. Но все это было настолько вкусно и легко, что превратилось в часть волшебной сказки, куда ее пригласил Рамон.

— Вот и все, — неожиданно проговорил он. — Я уговорил тебя на ужин. И ты сдержала обещание, не побоявшись приехать сюда.

Ее прострелило. Неужели это все? Неужели он сейчас позволит ей уехать? Может, это правильно? Она молчала, ожидая, пока он продолжит. Рамон тянул. Он встал, изящным движением отставив стул в сторону. Подошел к ней и протянул руку. Офелия с короткой задержкой вложила в его ладонь пальцы своей и поднялась следом.

— Если ты сомневаешься или хочешь уйти, — прошептал он, пристально глядя ей в глаза, — сделай это сейчас. Через мгновение я не найду в себе сил, чтобы тебя отпустить.

Офелия стояла рядом с ним, смотря ему в глаза. Разболелась голова, но боль отступила почти сразу. Синие глаза Рамона гипнотизировали ее. Он ждал ответа. А она молила только о том, чтобы он не задал этот вопрос вновь. Не возрождал сомнения в ее душе. Не давал ей никакого выбора. Если будет больно, это будет завтра. Сейчас она не хотела свободы.

Он медленно отпустил ее руку. Положил ладони ей на плечи, потом скользнул правой рукой по ключице, к подбородку. Провел большим пальцем по губам, коротко выдохнул.

— Остаешься?

— Ты рассказывал про лошадей. Я бы хотела увидеть их. И может даже прокатиться вместе. А потом решу, отпускать ли Анри.

Он наклонился, держа ее за плечи и заглянул в глаза.

— Нет, — неожиданно жестко сказал он.

— Нет?

Он покачал головой, прикоснулся к ее губам с быстрым поцелуем и резко отстранился.

— Шанси будет ждать столько, сколько потребуется. Пойдем к лошадям?

Офелия замерла, недоверчиво глядя на него. Ей казалось, или внутри него бушует такая же борьба, как внутри нее самой? Ей казалось, или его действительно тянет к ней также, как ее к нему? Что он дает ей последний шанс уйти, потому что понимает, еще несколько минут, и дороги назад не будет? Неужели для него это действительно не очередная интрижка? Ободренная этой мыслью, женщина сделала шаг вперед, и робко коснулась его руки. Рамон посмотрел на нее с высоты своего роста. Без улыбки. Но в его синих глазах мгновенно разлился жидкий металл.

— Я приготовил для тебя подходящий костюм. Чтобы ты могла сесть в седло, — сказал он.

— Я с удовольствием переоденусь.

Он на мгновение закрыл глаза. Офелия воспользовалась моментом, чтобы приблизиться и положить вторую ладонь на его сложенные на груди руки. Рамон чуть заметно вздрогнул, но не отстранился.

— Это означает?

— Я принимаю правила игры.

Рамон тонко улыбнулся. Он освободился, подал ей локоть и зашагал в сторону выхода, когда она взяла его под руку. Офелии было странно и одновременно естественно находиться рядом с ним вот так. После этой недели, после эмоциональных ссор и примирений, после танца ей казалось, что она прожила целую жизнь. Жизнь длиною в вечность. Для того, чтобы сейчас идти с ним, целомудренно и учтиво держа его под руку и наслаждаясь этим простым прикосновением. Ощущения обострились. Она чувствовала его напряжение, подавляемые эмоции. Даже борьбу. Мужчина на нее не смотрел. Он то и дело касался свободной рукой ее пальчиков, лежащих на его локте, будто проверял, что она действительно рядом. Размышления о природе любви поглотили ее настолько, что Лоусон вынырнула из себя только в маленькой комнате, куда он ее привел. По стеллажам лежала свернутая форма. Пара деревянных скамей, куча крючков на стенах, чтобы можно было повесить упряжь или трость.

— Нам обоим нужно переодеться, — просто сказал он с несмелой улыбкой.

Офелия отстранилась. Села на скамью и сбросила туфли с ног. Он тихо рассмеялся и молча вышел, прикрыв за собой дверь. Видимо, сам он переодеваться собрался в другом месте. Так даже лучше.

Так даже лучше.

Он подобрал для нее великолепную черную форму с серебряным шитьем. Лосины и рубашка, плотная куртка и шлем. Сапоги, плотно облегающие голень. Никаких шпор. Офелии понравилось это, она не любила насилия над лошадьми. Она любила этих благородных животных и тосковала по ним. После войны ни разу не сидела в седле. Он не мог об этом знать. О ее тайной страсти. Просто угадал?

Полностью переодевшись, она в последний раз оглянулась на аккуратно сложенный костюм на скамейке и подумала о том, как это символично. За этой дверью начиналась новая жизнь.

Час спустя

Лошади оказались великолепными. Высокие, ухоженные, разных цветов и характеров. Рамон предложил Офелии молодую вороную кобылку с необычным для данной породы добрым нравом, а сам выбрал золотого жеребца. Ахал-Теке, метр шестьдесят в холке, гордый и своенравный, встретил гостей протяжным ржанием, но присмирел при виде Рамона. Между этими двумя определенно была связь. Было приятно и волнительно видеть, как мужчина разбирается с упряжью. Конюх испарился, стоило им переступить порог конюшни. Рамон велел ему прийти через час. И вот сейчас они сами возвращались после длинной прогулки по весеннему лесу. Они говорили ни о чем. Вернее, обо всем. Обсуждали свои светлые жизни. Играли. Или примерялись, а можно ли снять маску. Рамон то и дело говорил что-то