— У моста происходит что-то странное. Подъехали два мебельных фургона, выгружают столы и стулья. Похоже, будет пикник.

— На похоронах? Дура, что ли?

— Сами гляньте.

Сестры поочередно заняли наблюдательный схрон, затем в кустах провели совещание.

— Видимо, после погребения, которого не будет, намечались поминки.

— Под цветастыми зонтиками?

— Да, это странно, — согласилась Эммелина. — Черные были бы в тему.

— Наверное, чтобы укрыть еду, если вдруг зарядит дождь.

— Ладно, бог с ними, — сказала Саманта. — Сейчас главное — поскорее вытащить мертвяка. А уж потом его раздеть.

— Фу, гадость! — скривилась Пенелопа. — Нельзя сжечь одетым, что ли?

— Нет, потому что железные медали, пряжка и кокарда не сгорят.

— А чего делать с одеждой и деревянной ногой? — спросила Эмми. — Оставлять нельзя, кто-нибудь наткнется.

— Нога-то сгорит, дура! Одежду сунем в пакет, загрузим булыжником и утопим в море. Фиг кто найдет! — провозгласила Джозефина.

— Ага, кроме ныряльщика или дядьки с удочкой.

— Слушайте, давайте уже чего-нибудь делать, пока не застукали! Шмотье с собой не заберешь — маманя увидит. Значит, закопаем его там, где никто не станет искать. Но с этим потом решим.

— Ладно, чего раскомандовалась-то? Ну, попробуем вытащить жмура…

Довольно легко справившись с задачей, сестры скрылись в хвойной чаще позади часовни.

Охрипнув от ауканья, Ева решила, что дочери отправились на поиски пляжа. Чтобы рассчитаться с таксистом, не внявшим объяснениям, что вот-вот вернется муж, который и заплатит, пришлось пойти на унижение — попробовать одолжить денег у миссис Бейл.

— В счет включено время простоя, и я немедля обращусь к своему адвокату, ежели… — завел сквалыга, но Ева, не дослушав, метнулась в кухню. Домоправительница, слава богу, вновь была там. Однако на вопрос, не вернулся ли Генри, был получен ответ, что вряд ли, поскольку машины его во дворе не видно. «Что с такой-то женой вполне объяснимо», — хотела добавить добрая женщина, но передумала, ибо Ева, шмыгнув носом, залилась в три ручья.

— Девочки пропали… Генри сгинул… У меня ни гроша… — рыдала она. — Зачем только сюда приехали…

— Хорошо, я одолжу вам из денег на хозяйственные расходы, о чем придется известить миледи. Полагаю, эту сумму она удержит из жалованья вашего мужа.

В ответ Ева судорожно, с подвыванием, всхлипнула, и миссис Бейл раскаялась в своей байке о преступной связи Клариссы и Уилта.

— Не плачьте, все утрясется. Давайте-ка перекусим. Сейчас разогреем пудинг с говядиной и почками, примем по глоточку джина с тоником, и вы будете как новенькая. По себе знаю.

Расплатившись с таксистом, Ева послушно села в кресло и в кои-то веки оценила всю прелесть крепчайшего джина с капелькой тоника. После третьего стаканчика ей стало так хорошо, что она, забыв об исчезнувших дочерях, позволила препроводить себя в комнату Уилта, где мгновенно уснула.

* * *

Сэр Джордж был взбешен. Решив, что яростную перепалку пристойнее продолжить в доме, однако не желая, чтобы секретарь слышала ругань хозяина, он дождался супругу и, впустив ее в кабинет, захлопнул дверь. Замужество автоматически причислило ее к роду Гэдсли! — утверждала Кларисса. Ничего подобного! — возражал сэр Джордж.

— Видит бог, не хотела поднимать сию тему, но твое безобразное поведение меня вынуждает. Миссис Бейл поведала, что и ты вовсе не Гэдсли, — нанесла удар леди Кларисса.

— Брехня! — возопил сэр Джордж, забыв о чужих ушах. — Вышвырну мерзавку! Я самый Гэдсли из всех Гэдсли!

«Интересно, как это?» — подумала Кларисса, но уточнить не получилось, ибо судья не смолкал:

— Я лучше всех знаю историю рода! Ну давай, спроси о чем-нибудь! Спрашивай!

— Отстань от меня, чудовище!

— Ладно, сам расскажу! Ты у меня все узнаешь о кладбище, на которое мечтала пропихнуть своего треклятого родственничка! После битвы при Гастингсе[12]его основал Блисетт Гэдсли — причем тайно, дабы нормандцы не осквернили его своими покойниками. И ныне никто не осквернит! — Судья буравил взглядом жену. — Как было тайным и частным, таким и останется! Там даже надгробия уложены вровень с землей, дабы сделать могилы неприметнее. Подобная деталь не укрылась бы от твоего внимания, будь у тебя иные цели, кроме как позлить меня!

— А что с часовней? Она освящена? — почти миролюбиво поинтересовалась леди Кларисса, чтобы утихомирить супруга и перевести беседу в разумное русло.

— Сейчас нет, но в шестнадцатом веке при постройке ее освятили. Нынче это всего лишь декорация, однако вполне пригодная для семейных захоронений. И таковой останется!

Вспомнив о первопричине дискуссии, судья со всей силы грохнул кулаком по столу, отчего миссис Бейл, решив, что недослышала вызов, опрометью кинулась в кабинет. Открыв ей дверь, сэр Джордж слегка опешил, но быстро нашелся: дескать, предстоит конфиденциальный телефонный разговор, который нужно запротоколировать. Вытолкав Клариссу из комнаты, он набрал справочную и, положив трубку на стол, угостился доброй порцией бренди, после чего вновь взял трубку и завел с несуществующим финансовым консультантом односторонний разговор об акциях. Время от времени он выдерживал долгие паузы, а затем опять что-то уточнял. Наконец сэр Джордж положил трубку на рычаг и, отпустив ошеломленную миссис Бейл, вновь наполнил стакан.

Он бы не ограничился двумя порциями, если б знал, чем в сосняке занята четверня.

* * *

Сестры притащили полковника на опушку в кайме великовозрастных сосен, отделившихся от лиственных деревьев, что надежной ширмой укрывали усадьбу от взглядов с дороги. Ярдах в двухстах уже виднелся большой луг, на котором паслись коровы и некто подозрительно похожий на быка.

— Пока чем-нибудь прикроем жмурика и пойдем за хворостом, — распорядилась Саманта, хотя сестры ее повалились наземь, измученные транспортировкой покойника через бурелом. — В лесу полно сушняка. Но сперва надо убрать все железяки с формы и прочего.

— Даже монеты из карманов? — спросила Эммелина.

— Деньги фиг найдешь. Уже свистнули — если не родственники, то гробовщики. Как чаевые.

Сестры отправились по дрова, временами прислушиваясь, не раздаются ли чьи голоса, и обсуждая проблему гроба.

— Черт, ведь его не утащишь!

— Да почему? — не согласилась Джозефина. — Не такой уж он тяжелый, а пустой вообще пушинка.