людям и поддержать их в беде, мы должны приложить небывалые усилия. Когда я вспоминаю о силе духа моего царственного предка императора Мэйдзи во время Тройственной интервенции, я едва сдерживаю себя».

Голос императора слегка пресекся: «Все вы, как я вижу, выражаете беспокойство о моей участи. Но совершенно не важно, что будет со мной. Я полон решимости, как я уже заявлял, немедленно положить конец войне. По этой причине я поддерживаю предложение министра иностранных дел».

Таково было окончательное решение. Он выслушал все аргументы. Военные предпочитали смерть позору Японии. Хирохито, Божественный Правитель великой Японской империи, выбрал бесчестье в качестве цены за жизнь своих соотечественников и сохранение Японии. Империя была воплощением 26-вековых традиций и здравого смысла, и какую альтернативу мог предложить император, если речь шла о спасении народа, создателя этих самых традиций, который призван был их продолжить? Этой речью императора, самой продолжительной за всю его жизнь, завершилась конференция, а также, как полагали, эпоха и, вероятно, война.

Но, конечно, это было не совсем так. Заявление Хирохито в юридическом отношении было официальным заключением Высшего совета по руководству войной, представленным на рассмотрение Императорской конференции. Однако эта конференция не имела юридического права решать будущее страны. Такое право имело только правительство. Император мог рекомендовать что-либо Императорской конференции, а та, в свою очередь, могла выдвинуть предложение правительству. Приняв какой-либо законодательный акт, кабинет сообщал об этом императору и просил его санкции, чтобы он мог обрести законность.

В этот момент премьер Судзуки (который, несмотря на глухоту, не пропустил ни слова из сказанного) поднялся с кресла и обратился к участникам конференции. «Император выразил свое мнение, — произнес он хрипловатым голосом. — Заседание закончено», — быстро продолжил он, повернувшись к императору. Такое решительное поведение Судзуки было удивительным.

Было половина третьего ночи 10 августа. Спокойствие вернулось к императору. Его лицо снова напоминало маску театра но, хотя оно еще было мокро от слез. Хирохито поднялся с кресла, участники конференции вставали со своих мест и кланялись друг другу. Все были крайне взволнованы и едва сдерживали рыдания. В сопровождении Хасунумы император скрылся за золотой ширмой.

Вместе с Судзуки уходил с конференции его незаменимый помощник Сакомидзу. Конференция потрясла секретаря. Он еще не решил для себя, было ли принятое решение благом для Японии, он все еще колебался. Но в конце концов ему удалось убедить себя, что император не мог ошибаться.

Его размышления были прерваны, когда он и премьер вошли в вестибюль. Генерал-лейтенант Ёсидзуми, начальник Бюро военных дел, подошел к адмиралу и загородил ему дорогу. В его голосе послышалась враждебность, когда он обвинил Судзуки: «Значит, вы солгали нам, господин премьер-министр?»

Судзуки застигли врасплох. Прежде чем он смог ответить, военный министр Анами встал между ними, стараясь отвести Ёсидзуми в сторону. В надежде успокоить взволнованного офицера, Анами произнес: «Будьте добры, успокойтесь. Я понимаю вас, Ёсидзуми». Премьер устремился вместе с Сакомидзу к выходу, сел в ожидавший его лимузин и уехал в свою резиденцию. Секретарь кабинета немедленно начал оповещать министров о чрезвычайном заседании правительства, чтобы воплотить в жизнь волю императора.

Реакция Ёсидзуми была первым индикатором настроений в армии, все основные трудности были еще впереди.

Министр иностранных дел Того, с посеревшим от усталости и крайнего напряжения лицом, тщетно пытался найти в толпе участников конференции своего сотрудника Тосикадзу Касэ. Тот, уже давно сбежав из вестибюля, спасаясь от нестерпимой жары и кровожадных москитов, теперь сидел в лимузине министра иностранных дел и ждал. Его нетерпение достигло высшей точки; Касэ, выпускник Амхерста, внимательно вглядывался в лицо Того, чтобы разрешить мучивший его вопрос. Краткий ответ Того, что император решил принять мирные условия, был для Касэ как глоток свежего воздуха. Впервые за последние месяцы его надежды, что Япония будет спасена, подтвердились. Для этой чувствительной души было важно, что не напрасны были усилия фракции пацифистов, которые незаметно для всех боролись за такой исход в течение двух последних лет.

Того вспомнил декабрьский вечер 1941 года, когда он сообщил императору, что все возможности исчерпаны и что война неизбежна.

«Находясь под глубоким впечатлением от поведения императора и понимая его благородное чувство братского единства со всеми народами и одновременно его неуступчивость в вопросе войны, на краю которой мы уже находились, я, выйдя от него, медленно шел, сопровождаемый придворным чиновником, длинными коридорами дворца, наполненными торжественной полуночной тишиной. Проходя через ворота Сакашита, я посмотрел на ярко сиявшие в небе звезды и ощутил, как меня наполняет божественное дыхание окружающего мира. Проезжая через Дворцовую площадь, погруженную в глубокое молчание, куда не доносилось ни звука со стороны спящего города, я слышал только хруст гравия под колесами своей машины. И я подумал, что через несколько коротких часов наступит рассвет одного из судьбоносных дней в истории мира… На протяжении предыдущих полутора месяцев, отдавая всего себя работе ради блага человечества и моей страны, я пришел к убеждению, что курс, который мы избрали только по причине отсутствия выбора, получит одобрение на последнем высшем Небесном суде… Возвратившись домой из Императорского дворца в самый канун войны… я почувствовал, что, приняв участие в таком важном событии, я истощил все свои силы и способности, но продолжал твердо верить, что Небеса различат сердце, верное стране и человечеству».

Небесное «суждение» состоялось — звезды остались на прежнем месте, но те коридоры и дворцовые здания, вместе с одним «шансом в тысячу лет», исчезли в языках пламени. Ныне наконец-то император смог высказаться.

Того поехал в резиденцию премьер-министра, чтобы участвовать в заседании кабинета, а Касэ отправился в министерство иностранных дел, где уже давно в нетерпении ожидали известий старшие чиновники. В темной комнате с затемненными люстрами Касэ сообщил им о принятом решении. Почувствовав, как уходит напряжение, все принялись за составление посланий, чтобы оповестить остальной мир о выборе Японии.

В то время как утомленные участники Императорской конференции медленно поднимались друг за другом по узкой сырой лестнице и выходили под прозрачный лунный свет, проникавший сквозь кроны сосен, окружавших бомбоубежище, состоялось еще одно заседание.

Ровно в 2:33 ночи император вызвал маркиза Кидо, хранителя печати, в свою библиотеку. Хирохито рассказал главному советнику вкратце о результатах конференции и своем заявлении, которым она завершилась и которое, надо надеяться, завершит и войну.

Кидо встречался с императором днем 9 августа шесть раз, проведя с ним в общей сложности два часа. Но Кидо не только вел организационную работу, он также давал советы главному исполнителю. Он провел с ним последние двенадцать минут перед его моментом истины. Теперь,