подлокотники своего кресла и встал. Если кто-то из присутствовавших думал, что он удовлетворится исполнением своей рутинной роли и не пожелает высказаться открыто из-за влияния традиции, чувства страха и нерешительности, то он недооценивал своего императора. Он говорил медленно, однако ни в малейшей степени не проявляя нерешительности, так, как он привык обращаться к тысячной толпе на площади перед Императорским дворцом. Теперь он обращался с душевной мукой всего лишь к нескольким своим министрам.

«Я выскажу свое мнение», — обратился он к ним с металлической ноткой в высоком голосе. Его аудитория буквально затаила дыхание, ожидая, что он скажет.

«Я согласен с мнением министра иностранных дел». Военный министр генерал Анами вздрогнул, как будто получил смертельный удар. Выражение лица Умэдзу не изменилось ни на йоту. «Я так объясняю свое решение».

Слова император произносил отрывочно, словно в агонии, фразу за фразой, которые разделялись неконтролируемой паузой. Хирохито говорил предельно искренне.

«Приняв во внимание серьезные проблемы, которые стоят перед Японией, как вовне, так и внутри страны, я пришел к выводу, что продолжение этой войны означает только дальнейшее разрушение страны, продолжение кровопролития и жестокостей в мире». У Сакомидзу по лицу потекли слезы. Большинство присутствующих охватило схожее чувство.

«Я не могу больше видеть, как страдает мой безвинный народ. Покончить с войной и установить мир — вот единственная возможность избавить народ от продолжающихся страданий». Чувствовалось, что слушателям было близко, что он говорил. Император едва сдерживал свои чувства.

Он был слишком мудр, как бог, и слишком опытен как человек, чтобы поверить в то, что военные поддержат это открытое заявление. Кроме того, у него был ряд вопросов к ведущим представителям армии. Он не собирался позволить им уйти от ответственности.

«Мне доложил начальник штаба армии, что строительство береговой линии обороны в Кудзукури-хама будет завершено в июне и новые дивизии будут размещены в укреплениях, готовых отразить десант противника. Но согласно донесениям моего адъютанта, который лично посетил этот район, работы далеки от завершения. Уже наступил август, а строительство укреплений не завершено».

Отвлечемся на время от нашего повествования и вспомним о докладе начальника штаба Умэдзу, который откровенно доложил императору о боеспособности японских войск, воевавших на Тихом океане. Когда генерал Умэдзу вернулся из командировки, во время которой он посетил командующих войсками в Китае, Маньчжурии и Корее в июне 1945 года, он доложил Хирохито, что перспективы продолжения войны крайне неясны. Кроме того, он сказал, что японские силы в Китае и Маньчжурии примерно равны по численности восьми дивизиям США и располагают боеприпасами, которых хватит только на одно большое сражение. По его оценкам, они не смогут продержаться больше месяца, если в бой вступят более многочисленные американские подразделения.

С таким выводом перекликались страстные слова императора: «Мне было официально заявлено, что завершено формирование вновь созданной дивизии. Однако мне хорошо известно, что у этих солдат нет даже штыков! Я понимаю это так, что вопрос будет решен во второй половине сентября, когда будет поставлено необходимое снаряжение». Нельзя сказать, что в бункере стало жарче, но военные все больше ощущали на себе палящие лучи, исходившие от Сына Неба.

Император продолжил свою обличительную речь: «Более того, намеченного увеличения производства самолетов так и не произошло, несмотря на твердые заверения. Воздушные налеты множатся с каждым днем».

Теперь позволим себе еще раз отклониться от темы, отступление будет большим, и займет много места. В ожидании судного дня и имея подозрение, что ему не докладывают обо всех имевшихся фактах, император еще в феврале 1945 года назначил адмирала Киёси Хасэгаву специальным инспектором по Военно-морскому флоту с целью оценки его боевого потенциала. Бывший генерал-губернатор Тайваня Хасэгава был безупречно честным человеком, и он должен был подготовить отчет обо всем увиденном лично императору. В течение трех месяцев он инспектировал арсеналы, военно-морские базы и ударные части. 12 июня он представил ужасающий и правдивый отчет императору и его адъютанту генералу Хасунуме, разоблачавший низкую боеготовность флота.

Когда чтение его было завершено, Хасунума вышел из кабинета, а Хирохито предложил адмиралу стул. Он хотел получить более подробную информацию. Во время инспекционной поездки по специальным ударным частям Хасэгава обнаружил, что «самодельные небольшие суда со старыми автомобильными моторами изготавливались в качестве боевого оружия для специальных атак. Вдобавок к тому, что на подобное положение дел было просто жалко смотреть, военнослужащие этих ударных подразделений, которые управляли этими судами, не имели никакой подготовки. Другие виды оружия для специальных атак имели явный некомплект, да и обслуживающий их персонал прошел недостаточную и поверхностную подготовку».

Хасэгава привел конкретные примеры неспособности флота выполнить поставленные планы и указал на нереалистичность мобилизационной программы. Бессмысленно тратились ресурсы, и с каждой бомбардировкой боевой состав нес все большие потери, разрушались транспортные средства и военный потенциал.

Император слушал внимательно, он был глубоко обеспокоен. «У меня были подозрения по поводу этого, ваши объяснения мне понятны», — горестно произнес он.

Единственно возможным выводом из предоставленной Хасэгавой информации был непреложный факт — Япония не в состоянии продолжать войну.

Император сказал еще не все. Он продолжал развивать свою мысль: «Некоторые являются сторонниками решающей битвы, которая должна состояться на земле нашей родины. Однако на основании полученного в прошлом опыта можно смело сказать, что между планами сражения и его результатами всегда наблюдались большие расхождения. В случае если Япония начнет решающую битву на нашей земле, с помощью чего возможно дать отпор врагу? Что тогда может статься с Японией? Я не желаю, чтобы народ продолжал страдать. Я не желаю также дальнейшего разрушения нашей культуры, не хочу продолжения несчастий для народов мира».

Император на мгновение замолк, пытаясь справиться с волнением. «Я опасаюсь, что, оказавшись в ситуации, как эта, японский народ обречен раз и навсегда. Но чтобы обеспечить Японии будущее, я хочу, чтобы большинство нашего народа выжило и продолжило жить в этом будущем». Послышались еле сдерживаемые рыдания. Даже наиболее стоические слушатели не скрывали своих слез. Хирохито дотронулся руками в перчатках до очков, незаметно смахнул слезу со щеки.

«Я с глубокой болью думаю о тех людях, которые преданно служили мне, — о солдатах и моряках, которые были убиты или ранены на чужбине, о нуждающихся семьях, потерявших все свое состояние. О людях, которые заплатили за это своими жизнями. Конечно, сама мысль о необходимости разоружить храбрую и верную армию для меня непереносима. В равной степени невозможно представить, что те, кто преданно служил мне, будут считаться военными преступниками. Но ради блага страны придется пойти и на это. Для того чтобы помочь