верховным главнокомандующим вооруженных сил, приказы Хирохито военные воспринимали как священное писание, и они придавали их действиям моральную силу крестового похода. Его императорский указ об объявлении войны в 1941 году имел для японцев то же значение, что и призыв папы Урбана II в 1095 году освободить Гроб Господень от неверных. Трудиться, жертвовать собой и умереть за императора было высочайшей доблестью для японских граждан.

Военные всячески поддерживали идею величия императора и божественности власти и требовали от каждого гражданина объединения в борьбе и беспрекословного выполнения долга перед его величеством. Но те же самые военные не видели в своих словах никакого лицемерия, когда они игнорировали пожелания императора.

Когда намерения императора совпадали с их собственными планами, военные были довольны и выполняли все намеченные цели. Когда же его желания вступали в противоречие теперь уже с их намерениями, военные утверждали, что он был введен в заблуждение лжесоветниками, которые должны быть удалены от трона, и продолжали следовать своим планам.

Его величество был подобен яркому, красочному листу клена, поднятому на гребень осеннего потока. На него были обращены все взоры, но он был не в силах повлиять на направление несшего его течения.

Чистой фикцией было то, что он якобы являлся верховным главнокомандующим армии и флота. Конечно, он носил такое звание, но когда он пытался взять армию и флот под свой контроль, то сразу же возникало или противодействие его намерениям, или же его приказы просто вежливо игнорировались. Естественно, в этом не было ничего личного. Механизм был налажен таким образом, что военные могли легко блокировать те попытки, которые они не одобряли.

Пустота, стоявшая за императорским званием главнокомандующего, стала явственной, когда военные организовали Маньчжурский инцидент (сентябрь 1931 года). Усилия императора, предпринятые через посредничество Гаймусё (министерство иностранных дел) и самого министра, остановить армию были бесполезны. Правительство и премьер-министр не предприняли никаких действий. Кабинеты министров и премьеры приходили и уходили, но армия оставалась и продолжала укреплять свое влияние. Армия захватила всю Маньчжурию и управляла ею, словно своим феодом, под надзором Квантунской армии. Было образовано «независимое государство» Маньчжоу-Го, и командующий Квантунской армией стал «послом» Японии. Маньчжоу-Го по одному знаку посла принялась плясать под его дудку.

Несколько лет спустя случился Китайский инцидент (1937 год). Снова армия взяла на себя инициативу, а затем информировала правительство и императора, что она дала ответ на «китайские враждебные действия» вблизи Пекина. Военный министр сообщил его величеству, что потребуется месяц, чтобы навести порядок. Прошло восемь лет, а перспектив подавить сопротивление китайцев так и не появилось. (Корейское сказание XVI века как нельзя лучше иллюстрирует идею, что завоевание Японией Китая было подобно «усилиям пчелы ужалить черепаху через ее панцирь».)

Другой фикцией была мессианская идея — принести «свет просвещения» отсталым варварам Маньчжурии и Китая и на завоеванные земли юга. Об этом было заявлено, как о «предназначении Японии». «Умиротворение» Нанкина, которое западные наблюдатели и китайцы называли не иначе как «ужасной бойней», было наглядным примером провала японской просветительной миссии. Были приведены и другие подобные примеры, но представители армии назвали их вражеской пропагандой.

Человек-божество, восседавший на троне в душном бетонном бункере в ту августовскую ночь 1945 года, оказался поневоле втянутым в водоворот событий. В ту ночь в его памяти не раз возникали воспоминания о тех событиях прошлого, когда он высказывал свои пожелания ближайшим советникам и военным, что, впрочем, как всегда, не имело никаких последствий.

Вспомнился один день в сентябре 1931 года, когда он лично предупредил военного министра генерала Минами о необходимости «принятия соответствующих мер в отношении нашей армии в Маньчжурии и Монголии» с намерением «сдержать армию». Но никакого сдерживания не произошло. Вместо этого военные спровоцировали Маньчжурский инцидент 18 сентября и захватили четыре провинции Китая.

В декабре того же 1931 года Хирохито предупредил нового премьера Цуёси Инукая, что в «армии имеют место злоупотребления и просчеты в командовании». По его мнению, «армия вмешивается в вопросы внутренней и внешней политики, стараясь провести свою линию в таких условиях, когда ради блага нации мы должны соблюдать крайнюю осмотрительность». Император просил не забывать о высказанных им опасениях.

Инукай подписал себе смертный приговор, искренне пообещав поставить армию под контроль правительства. Развертывание Маньчжурской кампании и образование японского марионеточного государства Маньчжоу-Го стали символами провала политики премьер-министра. Презрение армии к Инукаю вылилось в его жестокое убийство 15 мая 1932 года, которое совершила группа молодых фанатиков — кадет и морских офицеров.

В 1938 году армия снова попала в тяжелое положение. В июле японские вооруженные силы атаковали русских и постарались выбить их с занятых ими позиций на озере Хасан. Армейская верхушка настойчиво требовала начать войну с Советами. Министр иностранных дел и министр флота согласились на принятие предупредительных мер, но категорически высказались против любых агрессивных действий против русских.

Военный министр и начштаба армии обратились к императору с просьбой об аудиенции с целью добиться согласия его величества начать наступление против Советской России. Император дал знать военным, что ни при каких обстоятельствах он не разрешит применить силу.

Военный министр и начштаба армии продолжали настаивать на аудиенции. Когда император их принял, он задал им вопрос, а советовались ли они с министрами иностранных дел и флота. Они ответили положительно, утверждая, что эти люди были готовы задействовать войска. Уличив их в обмане, Хирохито так выразился об армии: «Действия армии в прошлом были предосудительными. Говоря о „Маньчжурском инциденте“ и „событиях на мосту Марко Поло“, произошедших в самом начале инцидента, можно сказать, что армия полностью отказывалась выполнять приказы из центра. Имели место такие ситуации, когда используемые ей методы были полным самоуправством, которое совершенно нетерпимо в моей армии. Я считаю такое ее поведение постыдным. Ничего подобного не должно повториться в этот раз…Отныне вам не разрешается передислоцировать даже одного солдата без моей команды».

Пораженные подобной вспышкой императорского гнева, военный министр и начштаба армии быстро удалились, и армейские части были отведены. Командиры были в ярости. Под чьим командованием, в конце концов, находилась армия?

На следующий год, когда армия настойчиво выступала за союз со странами оси и даже угрожала министрам, замечание Хирохито, произнесенное в присутствии ближайших советников, было пророческим: «Я озадачен действиями военных. Они не прозреют до тех пор, пока другие государства не принудят Японию вернуть Корее и Маньчжоу-Го их первоначальный статус». В этот же самый месяц его брат обратился к младшим офицерам в штабе армии, рассказав им об опасности, грозившей Японии, если она заключит союз с Германией в войне против Англии. Вслед за заявлением