– Да, конечно. Вы видите, что они отличаются друг от друга. Это потому, что он выглядел по-разному в обе встречи с мальчиками. Честно говоря, я не уверен, что они нам сильно помогут, видимо, убийца маскировался и менял внешность…

– Думаешь, это маскарад?

– Похоже на то. На каком-то из портретов уж точно. Надо обсудить, будем ли мы их публиковать и хватит ли у нас ресурсов принять и обработать все ложные звонки.

Он повернулся к Голи.

– Я считаю, надо публиковать. Поговорю с Драйер, чтобы она посадила дополнительных сотрудников на телефоны в Грёнланде.

– О’кей, ладно, так и поступим. Значит, публикуем наброски в течение дня, может, это продвинет дело, – заключил Мунк.

Почесав нос, он немного подумал.

– Хорошо, что-то еще осталось?

Риис поднял вверх палец.

– Да?

– Еще кое-что, не уверен, имеет ли это значение. Может, это окажется неправдой, я не знаю, но моя интуиция…

– Говори.

– Мальчики, с которыми я общался, упоминали о футболе. Манчестер Юнайтед. Наш преступник использовал это, чтобы втереться в доверие к ним. Еще он упоминал Сульшера. Что они с ним в одной школе учились, даже играли в одной футбольной команде. В младших классах, полагаю. Еще они говорили что-то про травму колена. Наш подозреваемый прихрамывал. Может, это и ерунда, но тем не менее…

– Совершенно точно стоит проверить.

– «Клаусененген», – сказал Уксен.

– Что?

– Уле Гуннар Сульшер. В детстве он играл за «Клаусененген». В Кристиансунне.

– Хорошо. Займись этим, Карл. Бывшие тренеры. Старые фотографии, ну ты понял.

– Я в деле.

– Хорошо. У нас полно работы. Начинаем. Вечером снова соберемся, поделимся результатами, или по ходу дела, если получим какие-то ответы раньше.

Мунк достал сигарету из кармана пальто.

– Миа? Ты хотела со мной поговорить.

– Там мелочи. Личный вопрос.

– О’кей, у меня в кабинете через пару минут. Молодцы, ребята. Удачи вам.

Мунк улыбнулся, сделал затяжку и исчез в направлении веранды для курения.

26

Органы чувств Мии остро отреагировали на смену обстановки. Девушка так долго просидела в кабинете, уйдя с головой в работу, что почти успела забыть о существовании другого мира. Она медленно возвращалась к действительности, следуя от Карл Юхансгате в направлении Дворцового парка. Зеленые блестящие листочки трепетали на ветерке, словно большие прекрасные деревья приветствовали Мию. Птиц было не видно, но казалось, будто они повсюду. Со всех сторон доносилось суетливое чириканье, словно стаи маленьких птичек слетелись на праздник перед королевским дворцом. Золотой штандарт поднят – значит, король в резиденции. Миа знала это с детства, но тогда ее больше всего интересовало, как вообще ориентироваться в таком большом дворце. Ведь только чтобы сходить в туалет или лечь спать, нужно, наверное, идти так долго, что можно устать. Или пойти позавтракать, например. Значит, королю приходится все планировать заранее, а как иначе все успеть? Однажды на семнадцатое мая им с папой удалось пройти к самому дворцу, в тот день, когда вся страна наряжается в традиционные костюмы своих регионов и приходит поприветствовать королевскую семью, стоящую на балконе. Миа так мечтала увидеть их, но это оказалось непросто. Гудки машин, топот полицейских лошадей, крики и радостное улюлюканье размахивающих флагами людей. Миа испугалась, она оказалась запертой в толпе, но тут сильные папины руки спасли ее. Он посадил ее к себе на плечи, и все вокруг стало выглядеть совсем по-другому. Папа не был сторонником монархии, хоть и не хотел признавать это, а вот мама постоянно жаловалась на то, сколько денег тратится на эти королевские семьи. Посмотреть хоть на Англию. Они женятся в платьях, расшитых серебром, восседают на золотых тронах и купаются в роскоши и великолепии, а народ в рабочих районах голодает. В чем идея? Уж лучше было идти с папой, от него вкусно пахло, одет он был в выглаженный костюм и не жалел денег. Позже, во времена их поездок из школы в Осгорстранне, отношения с папой были по-прежнему теплыми, но так, как раньше, уже не было. Папина дочка. Миа почувствовал угрызения совести, проходя мимо Гроттена, почетной резиденции художников и писателей, спроектированной и построенной для поэта Хенрика Вергеланна в тысяча восемьсот сорок первом году. С тех пор там успела пожить горстка избранных людей искусства, представлявших большую ценность для государства и удостоенных чести короля Норвегии проживать по соседству с королевским дворцом. Сейчас там жил музыкант Арне Нурхейм, сочинявший современную музыку типа «пилик-пилик», как называл это папа, но мама, конечно, обожала такое. Она всегда приходила в восторг от возвышенной эстетичной музыки. Он любит тебя больше, чем меня — сказала как-то Сигрид около гаража. Она всегда называла Мию папиной дочкой, если хотела подразнить сестру. Миа считала это обзывательством. Папина дочка, значит? Да, она любила проводить время с папой в гараже, пока тот ремонтировал свой «Ягуар» нефритового цвета, который купил несмотря на возражения мамы и каждый вечер чинил в надежде, что однажды он-таки сможет поехать. Пацанка. Эта кличка от одноклассниц была чуть обиднее, но постепенно Миа перестала обращать внимание. Да, она не жевала розовую жвачку и не пила алкоголь, надеясь, что ее кто-нибудь подвезет от озера Бурреванне, чтобы пососаться в машине. У Мии был свой мотоцикл, красная «Хонда CB100», который купил ей папа, что, конечно, повергло в ужас маму. Что? Хочешь, чтобы она убилась? Ты в своем уме, Кюрре? Рассудительный папа и здесь, как обычно, встал на сторону дочери. Но она же может потратить свои деньги, подаренные на конфирмацию, на что хочет, это же ее дело. Сигрид же пошла и на гандбол, и на верховую езду. Пусть и у Мии будет что-то свое. Ну да, она была папиной дочкой. Наверное, поэтому у нее сложились такие теплые отношения с бабушкой по папиной линии.

– Лунный свет, – широко улыбнулась старушка и крепко обняла Мию.

Восьмидесятилетняя юбилярша принарядилась по такому случаю. Собрала черные густые волосы в узел, накрасилась. Надела любимые красное пальто и сапожки, желтые, с кисточками сзади. Темные глубокие бабушкины глаза лучились теплом и добротой, когда она морщинистой рукой погладила внучку по щеке.

– Какая ты красотка, бабушка.

– Нет, это ты красотка, Миа, – прощебетала старушка, взяв ее за руки. – Дай-ка я на тебя посмотрю. Неужели моя маленькая индианка так выросла?

– Мы же не виделись всего пару недель, бабуля.

– Да-да, и все-таки. Теперь у тебя есть работа, и вообще. Сейчас самое время. Идем. Я так ждала этого момента.

Бабушка улыбнулась, взяла внучку под руку и повела по Парквейен в один из переулков.

– Вот, дружочек, – сказала бабушка, хитро улыбнувшись. – Это Инкогнитогата.