С ее легкой руки на свет божий действительно стали извлекаться качественного вида травы.

Тиса собиралась уже отойти, но та, которую назвали Агатой Федоровной, заговорила с ней.

– Простите, милая девушка, я случайно услышала ваш разговор. – Женщина улыбнулась, и лучи морщинок потянулись от уголков ее глаз к вискам. – Сразу видно, вы разбираетесь в траволечении. А мне сейчас так нужна толковая помощница. Святопятичные недели на носу, боюсь, не успеем. Оплатой не обижу. Надеюсь, мое предложение для вас не оскорбительно? Но я не могла не спросить…

– Вы меня ничуть не оскорбили, наоборот. – Тиса обрадовалась нежданной удаче. Вот уж действительно, как в пословице про бедного: он «ох», а за ним – Бог.

– Моя племянница с великим удовольствием вам подсобит! – встряла в разговор травница. – Такой почтенной вэйне нельзя не помочь. Райка моя все травки знает. Лучшей помощницы вам не сыскать!

– Видела я твою Райку. Уж не она ли левзею в настой не доложила? – проворчала Агата Федоровна, под локоток отводя девушку от лавки. – Так что скажете?

Радость успела поблекнуть.

– Вы – вэйна?

– Да, – кивнула колдунья и шутливо прошептала: – Но уверяю вас, в моем доме вы не найдете ни мрачных жертвенных камней, ни сушеных летучих мышей.

– Простите, – протянула Тиса, – я не уверена.

– Очень жаль. Но, если надумаете, приходите ко мне в лавку. Боровая улица, дом девятый.

Еще и улица центральная. Не место – мечта в ее нынешнем денежном положении. Вот только работа у вэйны – не лучшая идея, когда пытаешься забыть колдуна. Пообещав подумать над предложением, девушка мысленно зареклась ходить туда.

Нет, она уже не считала всех вэйнов исчадиями изнанки, но только зачем сводить тесные знакомства с колдунами, когда есть возможность их избежать? А работа и другая найдется. И кажется, она знала, к кому можно обратиться.

У столбовых ворот глашатай все так же продолжал свое нехитрое дело – выкрикивать объявления. На сей раз зазывал в медовую лавку к Грунечке.

– Чего вам, барышня? Заинтересовались медком? – поклонился крикун. – Я вам покажу, как добраться.

– Нет-нет. Я по другому поводу. Мне нужна работа. Может быть, вы знаете?

Мужичок окинул девушку взглядом знатока.

– Вам абы какая не пойдет, – цокнул он языком. – Разве что вот, пять рублей в неделю, надобна «гувернера» к Коробочкиным. Девчушка у них малая, присмотр нужон да грамоте учить дитятю хотят.

– А сколько лет?

– Шестой пошел.

Войнова вынула из кошеля монетку и протянула глашатаю. Тот ловко запрятал ее за пазуху.

– Моховая, десять, – выдал адрес. – Только, барышня, вы к ним завтра к семи успейте. Всех смотреть будут.

– А многим адрес-то дал?

– Пятерым. Но вы лучше других будете, сударыня. Ей-богу, не вру. Чутье у меня знаете какое?

«Успею обязательно», – пообещала сама себе Тиса.

Теперь можно и домой, хоть последнее слово и мало подходит к ее очередному временному жилищу.

На обратном пути не удержалась и снова залюбовалась видом с моста. Сонная ледяная река, протягивающие к ней свои ветви перелески и мелкий редкий снег, покрывающий долину. На горизонте – призрачный силуэт горы Ори. И обманное ощущение, будто мост, на котором она стоит, – последний рубеж человеческого присутствия, впереди же – первозданные земли матушки-природы, без единой души на сотни верст.

По возвращении Тису ожидала запертая калитка. Войнова дернула за ручку-скобу еще раз. Бесполезно. Закрыта на засов. В дверной щелке мелькнула знакомая вязаная шапка.

– Устин! – позвала. – Пожалуйста, открой мне калитку!

Сдавленный смешок в ответ и снежный хруст быстро удаляющихся шагов. Вот мелкий разбойник! Сбежал.

За раздумьем, что предпринять, чуть не упустила появление во дворе новой персоны. Незнакомый ей мужчина могучего телосложения с угрюмым выражением на помятом красном лице. Одет не по погоде легко – штаны да майка с кожаной безрукавкой. Он потоптался перед калиткой и направился к крыльцу – вразвалочку, почесывая ягодицу пятерней. И это при том, что она ему почти кричала вдогонку, требуя впустить страждущую, уже порядком продрогшую себя. Да что же это такое?

В возмущении Тиса не сразу заметила маленькую старушку, семенящую к ней по протоптанной в снегу тропинке от соседского дома, того, что слева. Лицо морщинистое, с острыми чертами, платочком пуховым обрамленное.

– Вы, никак, новая жилица Альки? – приблизившись, бегло и охотно заговорила бабуля, шамкая и окая так, что девушка не сразу стала разбирать слова. – Тарасу-то кричать впустую. Он у ней глухой, что косач. Иль не знали? Отставной моряк. Служил исправно, покамест не застудился ушами. Алька, коли не врет, говорила, собирались звание дать. Заместо этого наперед срока в семью списали. Вот Алька теперь с ним и мается второй год как. А он, остолоп, и горазд на шее жены-то сидеть. Пьет да спит, пьет да спит, трутень.

Продолжая говорить, соседка привычным движением сломала прутик у растущей рядом осинки, порядком общипанной – оно теперь и понятно почему.

– Устька, как Мирон помер, так совсем от рук отбился. Выстегать бы энтой хворостиной, как сидорову козу! Балует его Алька. Ох, испортит дитятю. Девчонка их, Натка, как матери дома нет, так с дому бежит. Ох, чую, ничего с этих детей путного не вырастет, помяните мое слово.

Старушка просунула в дверную щель прутик и с видом заправского взломщика с первой попытки поддела крючок. Калитка распахнулась. Тиса искренне поблагодарила соседку за помощь. Но зайти ей не дали. Бабуля всерьез вознамерилась поделиться всем, что знала.

После Кадушкиных наступила очередь других соседей.

– Голиковы, как Вениамин лавку-то скорняжную открыл, вовсе возгордились, гуси чванливые, ни с кем знаться не желают. А все оттого, что Матрена там генеральшей ходит. – О соседях справа: – Соломины подались на Фроловскую каменоломню, думают, золотые горы заработают, так дом брошенным и стоит, раз в неделю наведывается родственник дальний, седьмая вода на киселе, стены протопитью. – О соседях через дорогу: – Строевы яйцами торгуют на базаре, рады без памяти, что дочь замуж выдали. Засиделась их Лашка в девках-то…

Тиса слушала, уважительно качала головой, отступая потихоньку во двор. Но у старушки-невелички оказалась крепкая хватка матерой кумушки. И когда с Прасковьи Никифоровны, как звали охочую до пересудов соседку, горохом посыпались вопросы, мысленно взвыла. «Откуда приехала? Почему одна? Замужем али нет? И чего в Оранск подалась? Сколько за постой Алька дерет?» Увиливать от ответов становилось все сложнее, а ноги в ботинках совсем околели. На очередном вопросе терпение Войновой помахало белой рученькой.

– Алька сказала, вас бывшие хозяева выгнали из дому, – сощурила мутные глазки Никифоровна, – а чегой-то они?