немного проветриться. После той странной и трагической истории с Тедом, мне кажется, она немного… завяла. Да вы же все знаете Ризу, она лет с восьми была моей лучшей подругой! Тая сама двух братьев растила, с Нитой обращается лучше меня, нет, я серьезно, а у Ризы малыш того же возраста… Она болеет, целители назначили курс лечения. Если бы я могла, я сама бы ей помогла, а тут еще за такое приличное вознаграждение, что отказываться просто преступление… Да и всего две-три седьмицы. Тая уже взрослая, здравомыслящая девушка… Ой, мама, не закатывай так глаза, ты прекрасно знаешь, что мне до нее далеко! И ничего, выросла…

Я кормлю во дворе кур и индюков — в отличие от меня, птицы, похоже, рады солнышку и светеню. Не хочу слышать ничего из происходящего в доме — но я всё слышу. Тьма даёт мне всё больше и больше, с каждым днем. Подходящий сосуд… дрожь пробирает от макушки до кончиков пальцев.

Наш ночной разговор с Шеем несколько дней назад закончился… странно. Я спасовала перед его вопросами — иначе и не скажешь. Не решай все за других, решай за себя! Легко говорить, если ты всего лишь размытая бессмертная чёрная туча со сверхспособностями.

Что ж, я тоже могу желать чего-то для себя. Но у этого кажущегося всемогущества слишком много ограничений.

"Хочу немного пожить в городе", — сказала я. В самое пекло. Но оставаться здесь, ежедневно видеть Вилора после всего… для кого-то мелочь. А мне нужно было подумать. И кое-что еще.

Я ожидала какого-то мгновенного чуда — и совершенно зря. Но вот прошло несколько дней, и вот зашла в гости Саня, завела разговор с родителями про заболевшую подругу и ее просьбу найти помощницу на время отъезда мужа за неплохую плату, и эту гениальную идею отправить меня "резвеяться". Нужно будет обязательно спросить Шея, отчего она заболела, и если он это построил — вправить ему мозги. До следующего новолуния осталось три с лишним седьмицы.

Глава 22

Дом у Ризы, подруги Асании, был, конечно, меньше, чем у инквизитора, но все равно гораздо больше и богаче, чем наш деревенский дом, к тому же полон разных незнакомых удивительных вещей. Другие звуки, другие запахи. Другие ткани, еда, напитки, столовые приборы. Мне кажется, из трех предоставленных мне седьмиц, одну как минимум я могла бы просто ходить из комнаты в комнату, восторженно рассматривая все вокруг, благоговейно прикасаясь к окружающим меня предметам, а украдкой — вдыхать терпкие, более резкие ароматы тяжёлых темных занавесок, белых хрустящий скатертей, непривычных блюд и даже пряных и сладких духов, которых были у Ризы, но о которых жители деревни даже и не мечтали. А сколько здесь было книг! Целые полки загадочных бумажных сокровищ, даже рассматривать которые было как-то неудобно, не то что уж читать. Пару раз я воровато протягивала руки к матерчатым корешкам, но потом отдергивала руку.

Время работы и обязанности новой службы показались мне, по сравнению с привычными домашними делами и заботами от рассвета до заката, а зачастую и позже, совсем пустяковыми. Риза оставляла мне малыша — круглолицего темноволосого мальчика по имени Турен, вероятно, похожего на отца, которого я никогда не видела — сразу после завтрака, после чего уходила к целителю, а далее, как я подозревала, отправлялась по лавкам, подругам и просто на прогулку. Я ее понимала и не осуждала даже в мыслях. Какое бы право я на это имела? В конце концов, за мою работу мне платят, а посидеть с ребёнком, без приготовления еды и уборки (у подруги сестры в доме жили повар и горничная, не считая привратника и приходящего садовника) для любой деревенской девушки, имеющей младших братьев-сестёр — сущий отдых. После обеда Турен спал второй раз на дню, а вот уже потом возвращалась раскрасневшаяся от свежего воздуха Риза. Вероятно, отдых от постоянных хлопот материнства действовал на нее не менее благотворно, чем целительские процедуры.

Поэтому часа за два до заката я оказывалась совершенно свободна и предоставлена самой себе, чего не случалось уже очень и очень давно… Впрочем, о чем это я? Начиная с самого раннего детства я всегда была чем-то занята или находилась в раздумье, за какое дело примусь дальше.

В эти вечерние часы я бродила по городу, пытаясь снять инстинктивный страх перед ним, исследуя улицы, разглядывая торговые лавки, торговцев и выставленные товары. Доходила до той самой центральной площади — деревянного постамента для сожжения неугодных там не было. Видимо, его сооружали специально для подобных событий. Оставалось надеяться, что за время моей "городской" жизни мне не придется столкнуться с очередной попыткой ласа Гериха очистить мир от скверны, потому что я не могла быть уверена в том, что смогу контролировать себя и своевольную тьму в таком случае. Не так уж много времени прошло с того раза, как мы с Саней оказались на казни и повстречали Вилора, а для меня изменилось столь многое.

Перед отъездом к Вилору я, разумеется, зашла. Он не сделал ни малейшей попытки уговорить меня остаться, тем более, речь шла о таком коротком времени, но все же выглядел… огорчённым. И хотя нас не могли связывать какие-либо близкие отношения, хотя мы никогда и ничего друг другу не обещали, я все равно чувствовала свою тяжелую давящую изнутри вину и липкий, холодный стыд. Тем большую вину, чем отчётливее шелестел внутри строптивый назойливый голосок: если бы он ответил тебе тогда, если бы выбрал тебя, если бы кроме отрывистых, печальных и нежных взглядов и двусмысленных оговорок было бы что-то ещё! Сколько раз он оставался с тобой наедине, сколько возможностей упустил, ты ему не нужна. Не ему удерживать тебя на краю.

В прошлое новолуние я поцеловала потустороннюю бездушную тьму, а что будет дальше? Вот так и рождаются легенды о ведьмах — сильных, страстных и лишённых каких-либо нравственных устоев.

Я тряхнула головой, прогоняя лишние мысли. Что толку думать об этом сейчас?

На третий день моего пребывания в городе Риза пришла домой раньше. Я стыдливо захлопнула без спроса взятую-таки книгу, услышав её тихие быстрые шаги. Турен спал, как младенец с картинок уличных художников, облюбовавших одну из бесчисленных улочек города, на которую я наткнулась вчера, — глубоко и крепко, умильно посапывая, развалившись на спине — не то что тревожная Нита, моргающая от любого шороха…

Нет, я не завидовала Ризе с ее богатством, семейным покоем, ощущавшемся в каждой вышитой салфеточке, каждом