Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так инженер Гусев отбился от большевиков, сделав это, заметим, без применения оружия и даже не пролив ни капли крови. В последующие годы он из «электро» чего-то, где работал, перешел в «глав» чего-то. Та эпоха была охоча до сокращений, но поскольку названия предприятий, на которых работал Сергей Михайлович, не имеют для нашего рассказа никакого значения, я, с вашего позволения, их опущу.
Что касается переселенцев, осевших в гусевской квартире, то все они, за исключением Коки, за несколько лет после революции отошли в мир иной. Если вы только что сделали из этого вывод, что инженер Гусев и его жена травили своих престарелых родственников или как-то иначе пытались приблизить их конец, вы заблуждаетесь. Сергей Михайлович ни в коей мере не был злодеем, и то же самое можно было сказать о его жене. Правда, лишения послереволюционных лет сказались на ее фигуре, и она похудела — примерно с 56-го размера до 50-го — но во время нэпа набрала обратно все утраченные килограммы. Кока вернулся в свою квартиру, Митя теперь учился в университете, а летом уезжал к знакомому однокурснику на дачу. Уйдя с работы, Татьяна Андреевна наслаждалась жизнью на мужнину зарплату и наняла домработницу Соню, как и все приличные люди. Сразу после Февральской революции жене Гусева пришлось уволить прислугу, которая вдруг завела дурную привычку разговаривать с хозяевами на «ты», но Соня была куда более покладиста, хоть ее и следовало именовать не прислугой, а домработницей.
Итак, в один прекрасный летний день инженер Гусев вернулся из командировки в далекий дымный уральский город, куда ему пришлось ехать, заменяя заболевшего коллегу. В одной руке Сергей Михайлович нес тяжелый чемодан, в другой — портфель. Поездка, хоть и сопряженная с определенными неудобствами, получилась удачная, и он даже закончил все дела раньше, чем планировал. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, на котором располагалась его квартира, инженер предвкушал, как сменит одежду, примет душ, рухнет на любимый диван и велит домработнице Соне принести квасу. Если Татьяна Андреевна дома, он будет расспрашивать, чем она занималась в его отсутствие и не влюбился ли Митя в кого-нибудь. Если же ее нет, он дождется ее возвращения и далее — см. предыдущий вариант.
Инженер Гусев поставил чемодан возле своей входной двери, переложил портфель из правой руки в левую и придавил пуговку электрического звонка. Он подождал пару минут, но никто не шел. Сергей Михайлович позвонил снова. В душу его начала закрадываться досада, известная всякому, кто ехал издалека, устал и рассчитывал на радушный прием, а вместо того вынужден топтаться на пороге. Ключи у него были с собой, но, черт побери, за что только они платят домработнице? Если Таня отлучилась в магазин, это ее дело, но домработница обязана сидеть дома и стеречь хозяйское имущество — конечно, если хозяйка не дала ей какое-нибудь другое поручение.
«Вообще, прислуга, конечно, стала не та, — думал Сергей Михайлович, нахохлившись и ковыряя ключом в замке. — Избаловала их советская власть! Таня вроде бы на Соньку не жаловалась, но если что не так, придется от нее избавиться. — Тут мысли его приняли другое направление. — Ну, избавишься, а без домработницы как же? Другую все равно брать придется. Еще гости какие-нибудь к ней шастать будут, красноармейцы из числа ухажеров…»
Он наконец справился с замком, открыл дверь, спрятал ключи, переложил портфель в правую руку, подхватил левой чемодан и вошел в квартиру. После чего уронил чемодан, который глухо стукнулся о пол, тихо молвил: «Ой» и стал озираться.
Квартира была абсолютно пуста.
2
— Караул, — тихо промолвил ошалевший инженер.
Собственно говоря, караул следовало кричать громко и с выражением, но Гусев устал и к тому же никак не ожидал, что в собственной квартире его подстерегает такой сюрприз. Все еще не веря своим глазам, он заметался по комнатам, где его встречало отражающееся от стен легкое эхо. Нигде не было видно никаких предметов мебели и вообще ни одной вещи. Квартира выглядела так, словно прежние жильцы ее освободили, а новые еще не въехали.
— Вот так номер, — пробормотал инженер, стоя посреди бывшей гостиной, которая неожиданно стала казаться очень большой, и нервно почесывая бородку.
Паника, которую он испытывал, мало-помалу начала отступать под натиском здравого смысла. Сын за городом, жена неизвестно где, может быть, угодила в больницу, и Соня-домработница, пользуясь моментом, навела на квартиру воров. Поскольку шкафы, диваны, ковры и прочие вещи, числившиеся во владении семьи Гусевых, нельзя было вынести за пять минут, получалось, что Соня совершенно точно знала, что ей и сообщникам никто не помешает.
— Э, нет! — воинственно заявил инженер. — Мы, голубушка, этого так не оставим… Надо идти в эту… как ее… милицию…
Он смутно помнил, что на набережной реки Мойки располагается какой-то угрозыск, куда можно обратиться, если вас обокрали, дали по уху в общественном транспорте или, допустим, зарезали. Потеря всего благоприобретенного имущества более всего смахивала на кражу, хотя Сергей Михайлович и чувствовал себя так, словно его именно зарезали. Он воинственно выпятил бородку, покрепче сжал портфель, в котором находилось самое ценное — деньги, документы и бумаги, привезенные из командировки, — и шагнул к дверям. Чемодан он решил оставить в квартире, тащить его с собой было бы слишком тяжело и неудобно.
Инженер Гусев спешил. На память ему пришли какие-то обрывки из хроники происшествий, в которых утверждалось, будто преступления лучше всего раскрываются по горячим следам. В свое время он читал хронику, позевывая, и недоумевал, как люди могут быть такими растяпами, почему они не дают преступникам должного отпора, и даже приходил к выводу, что они вообще сами виноваты, раз попадают в затруднительные положения. Теперь он на собственном опыте убедился, что человек может быть беззащитен перед преступником, потому что последний действует совершенно внезапно и без предупреждения похищает комоды, ковры и столовое серебро, которое пережило даже большевиков. Вспомнив о серебре, Сергей Михайлович тихо застонал.
Сначала он долго ждал трамвая, потом, когда наконец забрался в вагон, понял, что его мучения еще не кончились. Трамвай полз невыносимо медленно. В мыслях Сергей Михайлович находился уже в милиции