Я не задумывалась о том, насколько безумно это звучало, или сколько вопросов это наполнило бы голову Круза. Но я знала, что не смогу рассказать ему все по тексту. В основном потому, что это была просто неподходящая платформа для этого, но также у меня не было времени, и я не хотела, чтобы он спрыгнул с глубокого конца и сделал что-то глупое, прежде чем мы сможем нормально поговорить. Особенно когда дело касается моего дедушки.

Я выдерживаю его обеспокоенный взгляд, и, сама того не зная, правда начинает слетать с моего языка.

— Отец моей мамы был Папатонис.

— Нет, — выдыхает он.

— Я наполовину Жнец, наполовину Чирилло, — говорю я с горьким смехом.

— Трахни меня, Эм.

Он отталкивается от туалетного столика и опускается на другую кровать рядом со мной.

— Мама торговала для Дэмиена. Она облажалась. Я не знаю подробностей, но она убежала, он нашел ее и бросил в камеру в подвале здания, в котором живет Тео.

Круз уставился на меня, его рот открывался и закрывался, как у гребаной золотой рыбки.

Я продолжаю, рассказывая ему обо всем, что знаю, о том, как я узнала правду, прежде чем нанести последний удар.

— Не только Дэмиен организовал этот брак, Круз. Мама, возможно, подписала это, дав мне разрешение, но она не знала, что подписывает. Но это не имело значения, соглашение уже было заключено.

— Рэм? — Догадывается Круз.

— Мне жаль. Я думала, что мама была здесь плохим парнем. Я имею в виду, она такая и есть. Она облажалась и высадила нас здесь. Но…

— Черт, — рявкает Круз, поднимаясь с кровати в пользу расхаживания взад-вперед передо мной. — Он сказал мне, что собирается все исправить с Дэмиеном. Что у него было что-то, чего хотел Дэмиен, что доказало бы нашу лояльность к нему после дерьма с Джокером. Я, блядь, понятия не имел, что это была ты. Черт, Эмми. Мне так чертовски жаль.

— Круз, остановись, — говорю я, вставая у него на пути и останавливая его расхаживание. — Это была не твоя вина.

— Я должен был догадаться. Я его гребаный вице-президент. Я должен был знать, что ты в опасности. Я должен был найти твою мать. Я должен был…

— Остановись, — кричу я, не в силах больше ничего слушать.

— То, что должно быть, сейчас не имеет значения. Все, что имеет значение, — это то, что мы будем делать с этого момента.

— Где сейчас твоя мама?

— Все еще в больнице.

Он кивает, прежде чем направиться к двери на другой стороне комнаты, которую я не заметила. Он открывает ее и рявкает: — Кто-нибудь, принесите мне немного гребаного виски. Малышка, ты чего-нибудь хочешь? — спрашивает он, оглядываясь на меня.

Я качаю головой.

Соблазн напиться и забыть обо всем этом очень силен. Но что хорошего это принесет?

— Ты принес мне одежду? — Спрашиваю я, как только он снова закрывает дверь.

— Конечно. Все, что, я думаю, тебе может понадобиться, находится в сумке в шкафу. Если я что-то пропустил, мы можем послать кого-нибудь из парней.

Подойдя к нему, я обнимаю его за плечи и крепко прижимаю к себе.

— Спасибо тебе, Круз. С Новым годом.

— В любое время, малышка. С Новым годом.

В ту секунду, когда за мной захлопывается дверь, я позволяю себе развалиться на части.

— АХ, — рычу я, убирая содержимое буфета в прихожей, слушая, как он стучит и разбивается о деревянный пол. Боль пронзает мою грудь, заставляя меня задуматься, не разорвалась ли она.

Направляясь в гостиную номера, который я забронировала для нас, чтобы провести ночь, я переворачиваю кофейный столик, сбивая цветы, которые стояли на нем, прежде чем я поворачиваюсь, чтобы найти что-нибудь еще, что я могу уничтожить. Что угодно. Мне нужно чувствовать что угодно, кроме предательства, которое разрывает меня надвое.

— ЧЕРТ, — кричу я, ударяя кулаком по зеркалу и наблюдая, как оно разбивается передо мной, как и моя гребаная жизнь.

Как она могла это сделать?

Как физически, так и буквально. Как?

— Черт. Черт. Черт. — Мой кулак снова и снова ударяет по разбитому стеклу, костяшки пальцев трескаются, но это ничто по сравнению с болью в груди.

Кровь сочится из костяшек моих пальцев, когда я прижимаю ладони к стене и опускаю голову, пытаясь отдышаться, когда образ того, как она разрывает это между нами, повторяется снова и снова.

Она, блядь, предала меня. После всего. После прошлой ночи.

Она сделала одну вещь, которую я боялся, что она сделает, и сбежала при первой возможности.

— Глупо. Блять. Пиздец, — я выдавливаю из себя гигантский комок эмоций, который забивает мне горло.

Я облажался.

Я облажался и разрушил единственное, что у меня есть хорошего в моей жизни.

Она бросила меня. Как я и предполагал, она это сделает.

Она ушла с моим чертовым сердцем на ладони, оставив меня истекать кровью по всему гребаному полу.

— Вау, братан. Успокойся, черт возьми. — Сильные руки обхватывают меня сзади, и я оттаскиваю назад.

— Она, блядь, ушла, — бормочу я, едва в состоянии поверить словам, которые слетают с моих губ. — Она выбрала их.

Боль продолжает приходить, как безжалостный шторм. Каждый раз, когда это поражает меня, это сильнее, мучительнее.

— Черт, чувак. Мне жаль.

Мы вдвоем стоим посреди этого гребаного хаоса, который я устроил. Долгое время слышен только звук моего тяжелого дыхания.

— Ты в порядке? — Себ наконец спрашивает. Решив, что меня можно отпустить, он отпускает руки и поворачивает меня к себе лицом.

Он держит меня за плечи и смотрит на меня, сочувствие сочится из его глаз.

Однажды он потерял Стеллу. Он единственный человек, который мог бы понять, каково это сейчас.

Образы из состояния, в котором он был, когда обнаружил, что она прыгнула в самолет и покинула страну, чтобы убежать от него, мелькают в моей голове.

Он был жалким. Я жалок.

— Что там произошло?

— Я не знаю. Но… — Он делает паузу, выглядя неуверенным в своих следующих словах. — Ты поступил правильно.

— Черт, — рявкаю я, вырываясь из его хватки. — Как, черт возьми, было правильно отпустить ее?

— Послушай, чувак, я не знаю подробностей о том, что произошло между вами двумя, но с этим драматическим уходом и твоими навязчивыми манерами я складываю два и два.

Меня охватывает гнев, потому что он думает, что знает что-то о том, что произошло между мной и Эмми.