затем всё так же медленно заговорил:

— Род Юсуповых — крайне влиятельный, к тому же не гнушаются методами-с... Юридически возможно доказать получение прибыли от нелегальных источников в период нахождения в Ближнем кругу, и это точно закроет Юсуповым дорогу обратно. Вполне возможно, кто-то лишится дворянства, кто-то, возможно, отправится на каторгу. Род в целом это, безусловно, переживёт, однако репутация-с...

— С этими доказательствами, — указал я на бумаги Вишневского, — насколько легко пройдут процессы?

Юрист развёл руками.

— Ваше сиятельство, вам следует понимать, что юриспруденция — не математика. У Юсуповых тоже имеются юристы, и они не едят свой хлеб даром, уверяю-с. Процесс может пойти как угодно, и в любом случае затянется он надолго. Вполне возможно, что у Юсуповых хранится какой-нибудь компромат на род Барятинских, да и вообще на все значимые рода. Скорее всего — компромат сфабрикованный, — поспешил добавить Вишневский, поймав мой задумчивый взгляд. — Однако...

— Что «однако»?

— Однако-с, даже тень сомнения и сам факт начала подобного процесса уже нанесут урон репутации Юсуповых. Предполагаю, что они лишатся многих партнёров, которые предпочтут иметь дела с другими черномагическими родами. Ведь возлагать финансовые надежды на людей, которые вот-вот могут лишиться едва ли не всего — опрометчиво-с. Людям свойственно подстилать солому.

— Значит, — ободрился я, — Юсуповы постараются, если возможно, не доводить дела до суда?

— Я в этом уверен практически так же, как и в том, что трава — зелёная.

Я посмотрел на начинающую желтеть траву, усмехнулся, оценив шутку — намеренную, нет ли, — и встал.

— Благодарю вас, господин Вишневский. Теперь вот как мы поступим. Эти документы вы сохраните как-нибудь понадёжнее, у себя я их не оставлю на всякий случай. Тут сейчас переезд, и... В общем, ни к чему это.

— Слушаю-с, — поднялся следом за мной Вишневский.

— А если со мной что-то случится — приходите к Григорию Михайловичу, скажите, что такова была моя воля. Провести расследование.

— «Что-то случится»? — переспросил Вишневский.

— Что-то вроде смерти, — уточнил я. — Плюс-минус, туда-сюда.

— Вы удивительно философски относитесь к смерти, ваше сиятельство.

— Жизнь приучила, — усмехнулся я. — В общем, мы друг друга поняли?

Вместо ответа Вишневский поклонился. А я протянул ему руку. В момент рукопожатия от дома раздался крик Китти:

— Константин Алексаны-ы-ыч! Вас к телефону!

— Прошу меня извинить, — одёрнул я форменный китель. — Дела.

Я оставил Вишневского в беседке и быстрым шагом прошёл к дому. Протискиваясь мимо Китти (она позаботилась встать так, чтобы мимо неё нужно было именно протискиваться), я опять учуял этот необычный аромат, который как будто будил какие-то сладкие воспоминания. Машинально улыбнулся и получил улыбку в ответ.

Сердце начало стучать быстрее. Да что со мной?!..

Добравшись до телефона, я схватил лежащую на полке трубку и сказал не своим голосом:

— Константин Барятинский слушает.

Несколько секунд было тихо, потом знакомый голос неуверенно спросил:

— Костя?

— Клавдия? — неподдельно обрадовался я.

— Да! — В голосе послышалось облегчение. — Я слышала, что ты приехал на выходные домой и решила позвонить — вдруг застану.

Слышала. От кого, интересно? Я что, местная суперзвезда, что о каждом моём шаге общественность узнаёт раньше, чем я сам? Впрочем, я — дворянин, мой род входит в Ближний круг. Так что, наверное, это нормально. Но всё равно как-то непривычно.

— Встретимся? — понизив голос, предложил я.

— К-конечно, — запнулась Клавдия, и мне представилось, как она покраснела в этот момент. — Ты мог бы приехать? Желательно — сейчас.

Что-то не понравилось мне в её голосе. Вот это странное напряжение. Я стиснул трубку так, что чёрный эбонит едва не треснул.

— Что-то случилось? — спросил я ещё тише.

И после двухсекундной заминки послышалось обречённое:

— Да...

* * *

К больнице я подлетел на полном ходу и едва сумел затормозить так, чтобы не перевернулся автомобиль. Заглушив движок, выскочил наружу, готовый убить каждого, кто встанет у меня на пути. Но, сделав лишь один шаг, остановился.

Клавдия сидела на крылечке и с укором смотрела на меня.

— Костя, ну зачем же так быстро ездить? — спросила она. — Право, здесь ничего не горит.

— А как насчёт твоего сердца? — спросил я.

Щёки Клавдии порозовели.

— Этот пожар не потушить, разбившись насмерть.

Я подошёл ближе, взял её за руки, помог подняться. Хотел было обнять, но Клавдия мягко отстранилась. Ах да, точно. Приличия, аристократический мир, слухи, репутация... Как быстро вылетают из головы все эти сложности, если не рос среди них.

— Я думал, у тебя неприятности, — сказал я, заменив объятие нежностью в голосе.

— У меня и есть неприятности, — опустила взгляд Клавдия. — Поможешь вылечить пару человек сегодня? Их всё больше, и то, о чём я говорила, всё очевиднее.

— Ты про магическую природу болезней?

— Да, именно. Я... не знаю, что мне делать. Не знаю, к кому обратиться. Всё это настолько страшно и неотвратимо...

— Я подумаю над этим.

— Ох, брось, у тебя своих дел по горло. Как дела в Академии?

Гхм. Было бы гораздо лучше, если бы меня постоянно не пытались убить.

— Всё нормально, — поморщился я. — Так ты поэтому меня позвала? Чтобы воспользоваться моей энергией?

— Да, но не только поэтому. — Клавдия вновь заглянула в глаза. — У меня появилась проблема, которую, кажется, можешь решить только ты. Ну, по крайней мере, я надеюсь, что ты её решишь так, чтобы никто не погиб, а больница не развалилась на части.

Вот если бы не последнее предложение, я бы подумал, что Клавдия намекает на нечто романтическое.

— Ты что, уже тоже слышала про эту несчастную башню? — спросил я.

Клавдия хихикнула, потупившись.

— Господи боже! — воскликнул я. — Да могу я хоть шаг сделать без того, чтобы об этом немедленно не узнал весь Петербург?!

— Когда ты — князь Константин Барятинский, восходящая звезда столицы? — улыбнулась Клавдия. — Сомневаюсь. Пойдём.

Она провела меня внутрь, а потом — туда, где мы с ней ещё ни разу не были. В подвал.

— Мертвецы? — предположил я, теряясь в догадках.

— Ах, если бы, — вздохнула Клавдия. — Мертвецы сами по себе проблем не составляют, как бы грустно ни было на них смотреть. Неприятности всегда исходят от живых.

Хрупкая Клавдия отворила